Этого нахала Пашкевича, как выражается Хаблак. Я считаю вот что: Пашкевич снюхался с Жуком ещё в колонии. Вышел на волю несколько раньше, точнее, на пять месяцев, и они договорились встретиться в Кривом Роге. Пашкевич жил сначала у двоюродной сестры, с ней мы сейчас побеседуем, устроился на работу художником в дом культуры. Когда-то учился в художественном техникуме, обладает способностями, в колонии даже оформлял стенгазету и вообще прославился как художник. Для него подделать печать или подпись — раз плюнуть. Ожидая Медведя из колонии, детально разработал план операции по продаже автомобиля. Один не мог осуществить её, правильно сказал Хаблак, жулики редко решаются на мокрые дела, да и вообще у него кишка тонка. За это время познакомился с Коцко, она его вполне устраивала: одинокая женщина, имеет отдельную квартиру, ну, а язык у него хорошо подвешен — вскружить ей голову не представляло больших трудностей.
— Мерзавец! — вставил Кольцов. — Взял все, что хотел, и отравил газом.
— Очень мягко сказано, — покачал головой Дробаха. — Подонок рода человеческого! И вот Пашкевич дождался наконец возвращения Медведя. Вместе планируют бандитскую операцию…
— И тут возникает первый вопрос, на который мы пока не можем ответить, — вмешался я. — Где они взяли милицейскую форму?
— Резонно. — Дробаха сжал и выпрямил пальцы. — Достали форму где-то тут, в Кривом Роге, и это нам предстоит выяснить. Однако продолжим. На трассе Москва — Симферополь преступники останавливают машину Бабаевского, убивают его, продают «Волгу» в Киеве и возвращаются обратно в Кривой Рог. Тут Пашкевич узнает, что Коцко уезжает в командировку в Днепропетровск. Это, вероятно. несколько путает ему карты, мне кажется, что он сразу хотел избавиться от свидетелей, но теперь должен ждать, пока Галина Микитовна вернётся домой. Через неделю он осуществляет свой план, присваивает долю Медведя и, так сказать, заметает следы. Вероятно, так бы и случилось, если бы Хаблак не вышел на киевскую подругу Коцко и если бы Галина Микитовна умерла. Но случилось то, чего Пашкевич не мог предусмотреть. У Коцко хватило сил доползти до двери. Утром соседи почувствовали запах газа, вызвали милицию, «скорую помощь». А Пашкевич, очевидно, следил за домом и узнал, что женщина не умерла. Что ему остаётся делать?
— Деру дать, — уверенно ответил Кольцов, — но ему некуда деться: у нас есть фотография, отпечатки пальцев…
— У него знаешь сколько денег! — сказал я. — И документами, должно быть, успел запастись. Ищи ветра в поле.
— Будем искать, — констатировал Дробаха. — И найдём.
Я тоже был уверен: найдём. В то же время я знал, какая тяжёлая и неблагодарная работа — розыск опытного преступника. А этот Пашкевич к тому же умен и теперь уже не остановится ни перед чем, — снисхождения от суда ему ждать не приходится.
— Надо ещё раз поговорить с Коцко, — предложил Кольцов. — К завтрашнему утру она совсем оклемается и, может, вспомнит что-нибудь важное.
Саша был прав: в нашем положении нельзя было пренебрегать любой информацией. По своему опыту я знал, что иногда совсем, казалось бы, второстепенный факт становится решающим в розыске.
— А сейчас, — встал Дробаха, — к гражданке Сибиряк, как её?.. — Он заглянул в записную книжку. — Василине Васильевне, двоюродной сестре Пашкевича.
Гражданка Сибиряк жила довольно далеко, на берегу Ингульца в собственном домике. От улицы усадьбу отделял низкий забор, перед ним росло тутовое дерево, ягоды только начали чернеть, но я не удержался от искушения сорвать несколько. Они горчили, однако все равно вкус был приятный, мне захотелось ещё, но тут я увидел такое, что забыл и о туте, и о её удивительно больших ягодах: на крыльцо вышел в рубашке с погонами сержант милиции.
И он явно жил тут — рубашка расстёгнута, без фуражки и в домашних тапочках без задников.
Мы с Дробахой переглянулись. Следователь вошёл во двор, вынул удостоверение и показал сержанту.
— Здесь живёт гражданка Сибиряк? — спросил он.
Сержант, увидев прокурорское удостоверение, совсем по-военному вытянулся и вместо ответа отрапортовал:
— Инспектор дорожного надзора сержант Гапочка! — смущённо улыбнулся и добавил: — А жена в гастрономе, сейчас вернётся.
— Ну и ну… — покрутил головой Дробаха. — Инспектор дорожного надзора, говорите?
— Что-нибудь случилось?
— Пройдёмте в дом, сержант. Имеем к вам серьёзное дело. Знакомьтесь — два капитана милиции: киевский Хаблак и ваш криворожский Кольцов, из уголовного розыска.
Сержант крепко пожал нам руки и ничем не выразил тревоги, но сразу как-то помрачнел и внутренне подтянулся. Открыл дверь.
— Прошу, — отступил он, давая дорогу.
Домик оказался совсем маленьким: две комнаты и кухня. Ещё, правда, застеклённая веранда под огромным грецким орехом. Окна на веранде распахнуты, из сада пахло какими-то цветами — горьковато-терпкий запах, — и это, должно быть, понравилось Дробахе, потому что он сел у окна, показав сержанту на стул напротив. Мы с Кольцовым устроились рядом на старом, продавленном диване.
Сержант сидел на стуле, вытянувшись и положив ладони на колени, так, как надлежало сидеть перед начальством, точнее, перед начальством привык стоять, но если уж приглашают…
Дробаха с любопытством разглядывал Гапочку, наконец дунул на кончики пальцев и спросил:
— Василина Васильевна Сибиряк, говорите, ваша супруга?
— Да.
— И давно вы женаты?
— Два года.
Дробаха одобрительно кивнул, будто этот факт имел какое-то существенное значение.
— Двоюродного брата жены знаете?
— Пашкевича?
— Да, Пашкевича.
— Вот оно что!.. К сожалению, знаю.
— Давно виделись?
— Освободился из колонии в январе и сперва жил у нас. Половина домика принадлежала ему. Мать Пашкевича, — объяснил он, — сестра моей покойной тёщи. Они вместе строились. Потом мы с Василиной эту половину откупили, и он ушёл.
— Куда?
— Говорил, где-то снял комнату. Как съехал в январе, так больше не виделись.
— Послушай, сержант, — вмешался я, — вы не обратили внимание: может, Пашкевич прихватил с собой какие-нибудь ваши вещи?
Гапочка покачал головой.
— Хотя он и жулик, но у своих… Василина сначала даже пожалела его: костюм купила и пятьдесят рублей дала.
— В счёт дома?
— Просто так. И напрасно: он с нас все, что имели, содрал.
— Сколько?
— Четыре тысячи. За эти деньги можно построить трехкомнатную квартиру в кооперативе.
— А форма? Ничего из вашей форменной одежды не исчезло?
Сержант немного подумал. Потом нерешительно ответил:
— Фуражка… Старая фуражка куда-то девалась, но я думал, что жена…
— А рубашка, брюки?
Гапочка пожал плечами.
— Вроде на месте… Кому нужна рубашка?
— Эта рубашка, — вставил Дробаха, — была использована бандитами, убившими человека.
Сержант порывисто повернулся к следователю.
— Вы сказали: убили? — Постепенно смысл сказанного начал доходить до него, он побледнел и переспросил: — Убили?
— Угу… — как-то уж слишком буднично кивнул Дробаха. — Надели вашу форму, остановили машину и убили водителя.
— Пашкевич?
— Да. Кстати, ваша форма могла подойти ему?
— Мы одного роста, он, правда, чуточку худее. И вы говорите, что Олег убил человека?
— С напарником. Таким же рецидивистом. И поэтому прошу посмотреть, чего не хватает из вашей форменной одежды.
— Жена… — ответил сержант. — Сейчас придёт жена, и она… Но ведь! — воскликнул он вдруг. — Какой же мерзавец! А я ещё его на работу устроил!
— Кто мерзавец? — послышалось со двора.