Ему, озорнику, только шесть исполнилось, худой, в чем только душа держится, а… морозы, с нашего хутора только автобусом. Маричка работу бросила, ко мне переехала, мы вдвоём и выходили.
Горлов оглянулся на меня: тут тоже все было понятно, но я спросил:
— И ваша дочь никуда не ездила зимой?
— Я же говорю: работу бросила. Как-то выкрутились, борова закололи и на мясо продали. Два месяца без работы, откуда денег взять? И все же, когда ребёнок болен…
— И совсем не болен! — послышался тоненький голосок из соседней комнаты. — Я гулять хочу!
— Мама что сказала: лежи.
— Вы из какого села? — спросил Горлов.
— Подлески, может, слышали? Если ехать на Дрогобыч, направо от шоссе.
— Слышал, — подтвердил Горлов. Вопросительно посмотрел на меня, я кивнул, и он встал. — У нас мало времени. Скажите Марии Сидоровне: участковый инспектор приходил. Дело у нас такое, что терпит. Сигнал пришёл, что комнату сдавать собираетесь, так прошу не забывать о прописке.
— Врут! — категорично возразила старушка. — Ей-богу, врут, это я хату собираюсь продавать и — в город. Трудно мне, и мы с Маричкой так решили.
— Правильно решили, — одобрил Горлов.
Из-за спины бабушки выглянул действительно худенький — одни глаза — светловолосый мальчик.
— А вы, дядя, правда милиционер? — спросил он.
— Кыш отсюда! — рассердилась старушка. — С ума сойти можно с этим ребёнком. Сейчас ремня дам!..
— Вот и не дашь! — Он зашлёпал босиком обратно. — Дядя милиционер тебе не позволит.
— Умный, — улыбнулась старушка, и в этой улыбке светилось столько доброты, что даже мрачному человеку было бы понятно: тут живут только ребёнком.
— А отец? — уже на балконе не очень тактично поинтересовался Горлов у старушки.
— Шкуродёр он, а не отец, — с горечью ответила она. — Где-то на Севере обретается, чтобы этих алиментов не платить. Но Маричка сама себе хозяйка, да и хату продадим. Как-нибудь наладится.
— Ничего, найдёт ещё себе мужа.
— Я и говорю ей, дурёхе, — оживилась старушка. — Да обожглась, ни на кого и не смотрит. Не хочу, говорит, сыну отчима — и все.
Старушка перегнулась через перила балкона и смотрела нам вслед, пока мы спускались по лестнице, даже махнула рукой.
— Душевная старуха, — сказал Горлов. — На таких бабушках мир держится. В Подлески звонить?
— Подождём.
— И я так считаю.
Непейвода все понял по выражению наших лиц и предложил:
— Давайте сперва к Луговой. Все же точно знаем, что ездила в Днепропетровск. А оттуда до Кривого Рога рукой подать.
Луговая жила в конце Пекарской, и по нашему плану мы должны были заглянуть к ней напоследок. Если, конечно, раньше не выйдем на след Пашкевича.
— Не горячись, — возразил Горлов.
— Уже дважды — пустой номер.
— Пустые номера вытаскивают дураки, а мы ходили к хорошим людям, и хорошо, что не нашли у них бандита.
— Будто он не может обдурить порядочных!
— Ты прав, но ведь ты не ходил с нами…
Я поддержал Горлова:
— Планы менять не будем.
Мы знали, что Мария Константиновна Товкач занимает комнату в коммунальной квартире, в трех других жила семья учителя Дичковского. Поэтому не удивились, когда нам открыл дверь пожилой седой человек в домашней куртке.
— Марийку? — спросил он. — А её нет дома.
— Скоро будет? — спросил Непейвода,
— Вряд ли. Поехала купаться на Комсомольское озеро.
Я взял Непейводу за локоть, давая понять, что беру инициативу на себя. Мы были в штатском, и Дичковский не мог знать, с кем разговаривает.
— Жаль, — сказал я совершенно искренне, — так хотелось повидаться. Мы познакомились в Немирове, и она приглашала…
— Так вы вместе отдыхали! — почему-то обрадовался учитель. — Зайдите вечером, Марийка обещала вернуться в шесть. Вы не Андрий?
Выходит, Мария Товкач познакомилась в Немирове с каким-то Андрием, и Дичковский знает об этом.
А если девушка доверяет ему сердечные тайны, то учитель должен быть в курсе всех её дел. По крайней мере, знать, где она была во второй половине января.
— Нет, меня зовут Сергеем, — ответил я. — А вы не знаете, Мария ездила после Немирова в Кривой Рог?
— Какой Кривой Рог? Зачем?
— Так они же договаривались встретиться в Кривом Роге, — беспардонно плёл я. — Разве не говорила?
— Впервые слышу.
— Значит, не ездила. Точно знаете? — Моему нахальству позавидовал бы самый последний пройдоха. — Может, поехала, не сказав вам?
— Но мы же встречались каждый день!
— В январе? После Немирова?
— Да, Марийка никуда не уезжала из Львова.
Вот об этом-то мне и надо было узнать. Теперь я должен потихоньку отступить.
— Жаль, — сокрушённо вздохнул я, — жаль, что так случилось. Передайте Марийке привет. Скажите, от Сергея.
— Но ведь в шесть…
— Мы проездом, и в пять вылетаем. Извините, приятно было познакомиться.
Я пожал руку учителю и сбежал вслед за Непейводой по лестнице.
Теперь оставалась последняя Мария.
Мария Петровна Луговая! И она была в Днепропетровске в январе и, должно быть, в Кривом Роге.
Правда, работала Луговая на автобусном заводе и к продовольственным товарам не имела никакого отношения, однако сестра Пашкевича могла и ошибиться.
Ещё вчера мы условились с Непейводой, что к Луговой пойдём под видом представителей жэка, интересующихся сохранением жилого фонда. Старший лейтенант взял даже соответствующее удостоверение, но оно не понадобилось — Мария Петровна открыла нам сразу, будто ждала гостей, и сразу же пригласила заходить. Жила она в старом доме, в просторной квартире, — даже прихожая не уступала современной малогабаритной комнате, а в кухне вообще можно было устраивать танцы.
Непейвода объяснил причину нашего посещения, и Мария Петровна забеспокоилась и несколько встревожилась.
— Собираемся делать ремонт, — сказала она, — а мастеров нет. Квартира большая, высота, видите, четыре метра, придут, посмотрят и убегают. Говорят, удобнее ремонтировать квартиры в новых домах, там с табуретки потолок достанешь, а тут, пока побелишь, семь потов сойдёт… — Выпалив всю эту тираду, Луговая почему-то застеснялась и покраснела. Отступила, давая нам возможность осмотреться.
Выглядела Мария Петровна несколько старше своих двадцати девяти, а может, это только показалось мне, потому что женщина была довольно солидная и вполне вписывалась в свою просторную квартиру. Брюнетка, с большим бюстом и полоской пушка над губой, она, казалось, должна была быть женщиной боевой и настойчивой, но вместо этого краснела и стеснялась, как старшеклассница.
Непейвода обошёл прихожую, зачем-то колупнул грязноватую стену и констатировал:
— Да, ремонт нужен. Профилактический…
— Говорили, в жэке есть мастера… — осмелилась вставить Луговая.
— Да… Да… — не обратил внимание на её просительные интонации Непейвода. Заглянул на кухню. — Недавно белили? — спросил он.
— Вместе с матерью. В прошлом году, — ответила она, как бы извиняясь за такую самодеятельность.
— Неплохо, — похвалил участковый. Заглянул в ванную и туалет. — В среднем состоянии.
Он направился в комнаты, за ним я, завершала этот полуторжественный обход Мария Петровна.
Первая комната — большая, с лепным потолком и узорчатым паркетом с прожилками чёрного дерева — была несколько запущена. Обои, красивые набивные обои жёлтого цвета, потемнели, должно быть, потому, что в доме сохранилось печное отопление и дым все же попадал в комнату.
— И тут — профилактический! — сурово произнёс Непейвода.