— А эта как кукла. Знаете, магазинная кукла. Ресницы длинные, наклеенные, и губки бантиком. По Академической такие по вечерам ходят.
— Лицо удлинённое или круглое?
— Скорее круглое. Нос вздёрнутый, и почему это таких красивыми называют?
Очевидно, Галина Григорьевна измеряла женскую красоту длиной собственного носа, и тут с ней трудно было согласиться. Но ведь и возражение могло вызвать её негативную реакцию — вероятно, поэтому Толя и не ответил на её вопрос. Вместо этого уточнил:
— Глаза чёрные?
— Не до глаз было: очередь и толкотня.
— Может, какие-нибудь особые приметы: родинка, бородавка, шрамик?
— Есть маленькая родинка. — Она коснулась левой щеки. — Вот тут. И губки бантиком. А больше вроде бы и ничего. Девка как девка.
— Вы говорите — брюнетка. Но ведь в комиссионных знаете сколько париков! У вас глаз женский, зоркий, случайно не обратили внимание?
Галина Григорьевна немного подумала.
— Сомнительно. Вы спросили, и теперь кажется, что была в парике, однако тогда я не подумала, смотрела и не подумала. Может, и не в парике.
— Благодарю! — Толя встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен. Но Галина Григорьевна придерживалась другого мнения.
— А деньги? — спросила она. — Как быть с деньгами? Триста пятьдесят шесть рублей. Кто мне их вернёт?
— Поймаем преступников, и суд решит.
— Мне деньги сейчас нужны.
— Могу только посочувствовать.
— А если вы их полгода будете ловить? Или даже год?
— Постараемся раньше.
— Постарайтесь, пожалуйста. Такое жульничество! Весь город говорит.
Я подумал, что не без помощи самой Галины Григорьевны, которая успела уже рассказать о своём несчастье не одной кумушке.
Она ушла. Крушельницкий собрал со стола фотографии, оставив только Пашкевичеву.
— Какие впечатления? — спросил он. — И что будем делать?
Делиться с ним впечатлениями о Галине Григорьевне не было смысла, да и спросил он, кажется, так, ради приличия. Мне было ясно: надо начинать с поисков кассы. Это было понятно не только мне, потому что Толя сказал:
— Список магазинов, где установлены кассы, составляется. Разделим город на квадраты, подключим участковых. Как с «рафиком»? — обратился он к Процу.
— Автоинспекция ищет.
— Машин развелось… — вздохнул Толя, однако, по-моему, не совсем искренне, потому что имел прямое и непосредственное отношение к увеличению автопарка: кто возил меня вчера на собственных «Жигулях»?
— Брюнетка, вероятно, Мария, — высказал я догадку.
— А то как же, торговый кадр.
— Поэтому в продовольственных магазинах — прежде всего!
— Резонно.
— Есть две мастерских, где ремонтируют кассы, — сказал Проц. — Я уже послал туда. Кстати, — обратился он ко мне, — там вас двое участковых ждут.
— Зови их сюда, — оживился Крушельницкий.
Непейвода и Горлов сели у стены рядом, вид у них был не то что виноватый, но какой-то взволнованный: уже знали о вчерашнем событии и догадывались, каким образом это касается их.
Крушельницкий не стал убеждать участковых в противоположном.
— Пашкевич был или есть в ваших участках! — заявил он, по-моему, слишком категорично. — Ищите Марию, она с ним была вчера. Брюнетка, красивая и губки бантиком. Маленькая родинка на левой щеке. Красивая брюнетка с лысым мужчиной — это уже немало!
Непейвода заёрзал на стуле. Это можно было понять как неполное согласие с Толиной категоричностью: Крушельницкий сразу заметил это, потому что продолжал с нажимом:
— Идите и снова просейте через сито всех Марий.
Старшие лейтенанты встали синхронно. Горлов вопросительно посмотрел на меня — ведь договаривались вместе доводить дело до конца, — но мы должны были бросить сейчас все силы на поиски кассы.
Я лишь махнул Горлову рукой, и участковые вышли, думаю, не очень довольные: проклятый Пашкевич со своей Марией нарушили весь ритм их работы.
Список магазинов, доставшихся на мою долю, оказался немалым: двадцать девять. Но ребята, учитывая моё незнание города, уступили лучший квадрат. Не в центре, где сам черт запутается в бесконечных львовских улочках и переулках, а в новом массиве. Магазины расположены там дальше друг от друга, зато это окупается предельно простой, как говорится, квадратно-гнездовой планировкой улиц.
Гастроном, с которого я начал обследование кассовых аппаратов, занимал весь первый этаж пятиподъездного здания и считался одним из крупнейших в городе.
Директор встретил меня любезно, но без угодливости, совсем не так, как встречают в магазинах моих коллег из ОБХСС, это меня вполне устраивало — я должен был действовать быстро и чётко, не теряя времени на дипломатические тонкости.
Мы направились из подсобки прямо в зал, где каждая касса выбила мне чек.
Все эти чеки эксперты сегодня же вечером сравнят с чеками, выбитыми жуликами на ковры, и, таким образом, или установят их идентичность, или нет.
Я лично не сомневался в последнем: вчера магазин работал, все кассы стояли на месте, однако старательно пронумеровал чеки в соответствии с расположением касс в торговом зале и положил в конверт.
Потом мы с директором спустились в подвал, где осмотрели ещё два совсем новых кассовых аппарата. Они находились, так сказать, в резерве, на случай выхода из строя работающих. Несколько секунд хватило, чтобы убедиться: по крайней мере полгода никто не прикасался к ящикам, в которых хранились аппараты.
Мы поднялись в кабинет директора, и я просмотрел личные дела Марий, работавших в гастрономе. Тут были лишь две Марии, уборщица и продавщица, и у обеих было чистое алиби: в январе находились на работе и жили в этом же микрорайоне неподалёку от гастронома.
Пожав мне руку на прощание, директор все же не удержался от саркастической улыбки и сказал:
— У нас порядок, и я сам бы сигнализировал вам в случае чего. Думаете, не знаем, что к чему?
— Думаю, знаете. Но такая уж у меня работа: все надо собственноручно ощупать.
— Не завидую, людям надо верить.
У меня не было времени объяснять ему, что именно благодаря вере в людей и, выражаясь официальным языком, в тесном контакте с общественностью лишь за последнее время органы милиции раскрыли несколько тяжких преступлений.
Я помахал директору рукой и поспешил дальше.
Процедура осмотра касс в первом гастрономе и пеший переход в следующий заняли у меня полчаса. Если в среднем выйдет по получасу на магазин и если учесть, что в большинстве торговых точек рабочий день заканчивается в восемь вечера, сегодня я смогу осмотреть четырнадцать-пятнадцать гастрономов и промтоварных магазинов. Приблизительно половину запланированных. А надо ещё пообедать, впрочем, можно обойтись пирожками или кофе с бутербродами. Канительная работа, которая может окончиться полным пшиком.
Но ведь Пашкевич со своей красавицей Марусей все же должны были где-то достать кассу!
Возможно, украли, а после афёры с коврами выезжали за город и зарыли; возможно, незаметно вернули или сговорились со сторожем или завмагом: десятки вариантов, сотни магазинов, столовых, ресторанов, где установлены кассовые аппараты, — действительно канительная, нудная, но крайне необходимая работа.
И все время на ногах.
Когда-то один из старых, опытных работников угрозыска, уже не помню кто, учил меня, ещё зеленого лейтенанта, как надо относиться к своим ногам, как закалять и в то же время холить их, по крайней мере уважать: носить хорошие носки, удобную обувь, может, и не модную, но обязательно удобную и чтобы отвечала требованиям сезона.