Так или иначе, он оставил меня в покое на те пятнадцать минут, на исходе которых, как я и рассчитал, в сопровождении другого патрульного явилась Черилл.
Ридинг продолжал сотрясать воздух. Он настаивал, что я пытался шантажировать его, утверждая, что он якобы хранит украденные редкие книги, но как добропорядочный гражданин он сразу же позвонил в полицию, дабы пресечь эти преступные посягательства. Да, пистолет на полу — его, но у него есть разрешение на ношение оружия, а я ворвался сюда и угрожал его жизни.
В общем-то так оно и было. Он вел себя именно так, как я и предполагал.
— Ты получил у Ала разорванные купюры? — спросил я у Чарли.
Несколько секунд капитан не сводил с меня глаз, после чего кивнул.
— Остальные при мне, — сказал я и посмотрел на Ридинга. — Вторые половинки у него.
Снова я перехватил его хитрый взгляд. Ридинг с неподдельной искренностью возмутился:
— Это смешно!
— Черилл?
— Доставив первые две половинки, я стала наблюдать за ним в окно. Он вытащил из ящика стола конверт и бросил его в камин. Один раз позвонил по телефону и тут же выскочил из дома. Я залезла через окно и успела вытащить из камина конверт. Он лежит под ковром у него дома.
— Деньги не так просто сжечь, Ридинг, — объяснил я ему.
— Вам не удастся сфальсифицировать улики против меня, Фаллон. Я требую...
— Заткнись! — оборвал я его. — Чарли, иди сюда.
Мой старый командир пересек комнату, и я вытащил свой бумажник. Отстегнув клапан кармашка, я показал ему нечто новое.
— Только для вас, капитан. «Орли ньюс сервис» — всего лишь подставка, чтобы можно было разыграть эту комбинацию. И когда меня с позором выгнали из департамента, все мои последующие действия служили этой цели.
Я чуть было не рассмеялся. Пусть он потом проверяет все до мелочей, но похоже, он уже не сомневается, что я говорю чистую правду, и готов возненавидеть себя за то, что никогда не усомнился в моей порочности.
Ридинг в окружении полицейских продолжал хорохориться, требуя адвоката, и я сказал громко, четко и ясно:
— Все золото у него, Чарли. Он собирался лично вывезти его из страны, закамуфлировав под свою драгоценную коллекцию книг. Когда он созреет для чистосердечного признания, он выложит вам имена и данные. Мистер Ридинг вряд ли хочет, чтобы ради него подписали контракт с киллером за небрежное обращение с наличностью банды. Тюремные стены несколько толще, чем те, в которых мы находимся...
Однако Ридинг все еще продолжал считать, что все козыри у него в руках. Я взял со стола свой 45-й и спросил у Чарли:
— Ты не против?
Он промолчал, но остальные копы насторожились, не сводя с меня глаз.
— Шим Малыш говорил, что у него самая надежная работа в мире. Проверим, был ли он прав?
Я оттянул боек револьвера, прицелился в открытую дверцу сейфа и спустил курок. От грохота выстрела заложило уши, и в помещении едко запахло кордитом.
Все отпрянули, ожидая услышать свист пули, отрикошетировавшей от стальной дверцы, но ничего подобного не произошло. В покрытии дверцы образовалась рваная дыра, сквозь которую было видно желтоватое сияние, которым обладает только — и исключительно — золото. Ридинг обессиленно свалился в кресло, беззвучно разевая рот и давясь от ужаса.
— Ну что, двинулись в даунтаун, Чарли?
В первый раз за все эти годы он улыбнулся мне.
— Ну, ты и сукин сын... Поехали.
— Давай держаться вместе... если получится. Для пользы дела.
— И девчонка тоже?
— Она — одна из нас, приятель.
— Провалиться мне на этом месте!
Я расплатился с ночным швейцаром сотенной из денег Черилл, и мы всей компанией направились к машинам. Я и не предполагал, что такое может опять случиться — сегодня меня ждало место на переднем сиденье рядом с моим старым командиром. Пусть хоть сегодня, пусть хоть один раз! После всех происшествий Вашингтон вряд ли бы одобрил нашу тесную дружбу...
Когда мы расположились в машине, Черилл сказала:
— Ты — сущий растяпа. Мы даже не сможем снять номер в отеле. Ты спустил всю мою наличность.
— У нас есть еще и дом, — парировал я.
Расплывшись в улыбке, она вцепилась в мою руку. Словно поймала в мышеловку. И я попался. Но почему-то очень хорошо себя чувствовал в ней.
Все следят за мной
Я протянул ему записку и слегка поежился. Этот тип был высок и грузен, и, хотя пузо у него было неохватное, невольно думалось, как хорошо было бы погрузить в него кулак. Пресс явно у него был твердым и жестким, а на физиономии читалась жестокость.
Я убедился в этом, когда его кулак врезался мне в челюсть, и, прикусив щеку, я почувствовал во рту вкус крови.
Наверное, державший меня за руку понял, что я не в силах говорить, и пояснил:
— Ему дали пятерку, чтобы он доставил записку, босс. Так он сказал.
— Кто именно, парень?
Я попытался сплюнуть кровь, но она потекла струйкой по подбородку.
— Видите ли, мистер Ренцо...
Я почувствовал тяжелый смачный удар. Уши заложило, а когда гул стих, голова у меня раскалывалась от боли.
— Может, ты не расслышал меня, парнишка? Я спросил — кто?
Теперь меня никто не держал и, обмякнув, я опустился на пол. Я не хотел, но пришлось. Я не чувствовал под собой ног. Глаза у меня оставались открытыми, и я видел, как приближаются какие-то огромные колонны. Они оказались совсем рядом, и вроде я получил удар в бок, но я уже боли не чувствовал.
Раздался другой голос:
— Он вырубился, босс. И ничего не скажет.
— У меня он заговорит.
— Да все равно без толку. Какой-то тип дал ему пятерку, чтобы он принес записку — и все. Ему не пришлось ни петь, ни танцевать, просто принести. Пятерка — куча денег для него. Он только на нее и пялился и больше ничего не видел.
— Что-то ты стал слишком сообразительным, — сказал Ренцо.
— За это и платите, босс.
— Ладно, соображай дальше. Ты считаешь, что тот тип дал записку незнакомому парнишке? И малец поперся сюда, когда мог просто выбросить ее и прикарманить пятерку?
— Значит, у него есть моральные устои.
— Значит, мальчишка знает того типа или тот тип знает его. Он не дал бы пятерку кому попало. — Ноги отодвинулись от меня и устроились где-то под столом, который я видел как в тумане. — Ты читал ее? — спросил Ренцо.
— Нет.
— Тогда слушай. «Кули мертв. И теперь, моя дорогая толстая вошь, я собираюсь выпустить твои кишки на пол». — Громовой голос Ренцо смолк. Он затянулся сигарой. — И подписано: «Веттер».
Воцарилась красноречивая тишина. Лишь кто-то пошевелился, когда было произнесено это имя, а другой прошептал:
— Вот сукин сын... они вроде были друзьями, босс?
— Кого это волнует? Если эта дешевка тут появится, я ему хребет переломаю. Веттер, Веттер, Веттер... Ну-ка, припомните, где вы слышали это паршивое имя?
— Послушайте, босс. Не стоит с ним ссориться. Он убил кучу народу. Он...
— Он что, почище меня? Ты думаешь, он такой крутой?
— Вы поспрашивайте, босс. Вам расскажут. Парень никого ни в грош не ставит. Если вы будете искать его, он вас запросто прикончит.
— Разве что я залез бы к нему во двор. Но не здесь, Джонни, не здесь. Это мой город, и тут я у себя во дворе. Здесь я все решаю, и Веттера ждет судьба Кули. — Он снова пососал сигару, и я почувствовал резкий запах табака. — Все, кто тянут на меня, долго не живут. Каким бы ни был хитрым Кули, за моим столом ему больше не играть. А скоро копы вычеркнут и Веттера из розыска, потому что о нем ничего не будет слышно.
— Вы хотите накрыть его, босс? — спросил Джонни.
— А ты как думаешь?
— Как скажете, босс. Я поспрашиваю. Кто-то да знает, как он выглядит, и сможет указать на него пальцем. — Помолчав, он осведомился: — А что с мальчишкой делать?
— Он и есть наш палец, Джонни.