Не снимая его, я подошел к
осколкузеркала,приставленного к стене, -никогдавжизнине виделя
подобного зрелища.Я стакой поспешностью выдиралсяиз него, что едване
удавил себя.
Потом я уселся на край кроватии сталразмышлять о торгующем головами
гарпунщике и его половике.Поразмыслив некотороевремя накраю кровати, я
встал, снял бушлат и стал размышлять посредикомнаты.Потом снялкуртку и
малостьпоразмыслил водной рубашке.Нопочувствовав, что полураздетый я
начинаю замерзать, и вспомнив, как хозяин уверял меня, что гарпунщик сегодня
вовсеневернетсядомой,потому чточасужеслишкомпоздний,ябез
дальнейшихколебанийразулсяи скинулпанталоны,а затем,задув свечу,
повалился на кровать и поручил себя заботам провидения.
Чем там был набит матрас: обглоданными кукурузными початками илибитой
посудой, - сказать трудно, но я долго ворочался в постели и все никак не мог
заснуть.Наконец, я забылсялегкой дремотойиготовбылужеотплыть с
попутнымветромв сонноецарство, как вдруг в коридорераздались тяжелые
шаги и в щели под дверью замерцал слабый свет.
Господи,помилосердствуй,думаю, ведьэто,должнобыть, гарпунщик,
проклятыйторговецголовами.Асамлежусовершеннонеподвижно,
преисполнившись решением не произнести ни слова, покуда ко мне не обратятся.
Державодной руке свечу, а в другой -тусамуюновозеландскуюголову,
незнакомец вошел в комнату и, даженевзглянув на кровать, поставилсвечу
прямонаполвдальнемуглу,асампринялсявозитьсясверевками,
перевязывавшимибольшой мешок, о котором яужеупоминал. Я горел желанием
рассмотреть его лицо, но, занятыйразвязыванием мешка,оннекоторое время
стоял,отвернувшисьот меня.Однако, справившись наконец с веревками,он
обернулсяи,о небо! Чтояувидел!Какая рожа! Цвета темно-багровогос
прожелтью, это лицо было усеяно большими черными квадратами. Ну вот, так я и
знал: эдакоепугаломне в сотоварищи!Он,видно, подралсяс кем-то, ему
изрезали все лицо, и хирург наклеил пластырей. Но в этот самый момент он как
разобратил лицо к свету, и я отчетливоувидел,чтоэтоу него вовсе не
пластыри,этичерные квадратына щеках. Это были какие-то пятнана коже.
Вначале я не знал,что иподумать,но скоро стал подозревать истину.Мне
припомнился рассказо белом человеке-тожекитобое, -которыйпопал к
каннибалами был подвергнут ими татуировке. И я решил, что и этот гарпунщик
вовремя своих дальних плаваний пережилподобное приключение. Нуи чтос
того, в конце концов подумал я. Ведь это всего лишь его внешний облик, можно
подвсякойкожейбытьчестнымчеловеком.Однакокакжеобъяснить
нечеловеческий цвет его лица, вернее, цветтех участков кожи, которые лежат
по краям черных квадратов и не затронуты татуировкой? Возможно,правда, что
это -лишь сильныйтропический загар, но, право же,я никогда неслыхал,
чтобы в лучах жаркого солнца белый человек загорал до багрово-желтого цвета.
Однакокакжеобъяснить
нечеловеческий цвет его лица, вернее, цветтех участков кожи, которые лежат
по краям черных квадратов и не затронуты татуировкой? Возможно,правда, что
это -лишь сильныйтропический загар, но, право же,я никогда неслыхал,
чтобы в лучах жаркого солнца белый человек загорал до багрово-желтого цвета.
Впрочем, ведь я никогда не бывал в Южных морях; быть может, южное солнце там
оказывает накожу подобное невероятное воздействие.Между тем как всеэти
мысли, словно молнии, проносилисьу меня в голове, гарпунщик по-прежнему не
замечалменя.Повозившисьсмешком, он открыл его, порылся там ивскоре
извлекнечтовродетомагавка икакую-то сумкуиз тюленьейшкурымехом
наружу.Положиввсеэтонастарыйсундуквцентрекомнаты, онвзял
новозеландскуюголову- вещьдостаточно отвратительную- и запихалее в
мешок.Затем он снялшапку - новую бобровую шапку, - и тутя чуть было не
взвыл от изумления. На голове у него не было волос, во всякомслучае ничего
такого, о чем бы стоило говорить, только небольшой черный узелок, скрученный
над самымлбом. Эта лысая багровая голова была как две капли воды похожа на
заплесневелый череп. Если бы незнакомец нестоял между мною и дверью, ябы
пулейвылетел из комнаты-быстрее. чем расправлялсякогда-либо ссамым
вкусным обедом.
Ноипри такойдислокации яначал быстроподумывать отом,чтобы
выбраться незаметно через окно, датолькокомнатанашабыланатретьем
этаже. Я нетрус,ноэтот торгующий головами багровыйразбойникбыл вне
границ моего разумения. Неведение - мать страха, и, признаюсь, я, совершенно
ошарашенный исбитый с толку этим зрелищем, дотакой степени боялся теперь
незнакомца, словно этосам дьявол ворвался глубокой ночью ко мне в комнату.
По совести говоря, я настолько был перепуган, что не имел духу окликнуть его
ипотребоватьудовлетворительного объясненияотносительно всего того, что
представлялось мне в нем загадочным.
Междутем он продолжал раздеватьсяи наконецобнажилгрудьи руки.
Умереть мне на этом самом месте, ежели я лгу, но только упомянутые части его
тела,обычно скрытыеодеждой, былиразграфлены в такуюже клетку,как и
лицо; и спина тоже была вся покрыта черными квадратами, точноон только что
вернулсяс Тридцатилетней войны,израненный и весь облепленныйпластырем.
Мало того, даже ноги его были разукрашены, будто целый выводок темно-зеленых
лягушеккарабкался постволам молодыхпальм. Теперь было совершенно ясно,
что это- какой-тосвирепый дикарь, вЮжныхморяхпогрузившийся на борт
китобойца и таким образом попавший вхристианскую землю. Меня просто трясло
от ужаса. И ктому же ещеон торгует головами - быть может, головами своих
братьев.Ачто, если емуприглянется моя голова... господи!какой жуткий
томагавк!
Номнеуже некогда было трястись, ибо дикарьтеперь стал проделывать
нечто,полностью поглотившеемое внимание и окончательно убедившееменя в
том, что передо мнойдействительно язычник.