Приблизившись к своему тяжелому
пончо, или плащу, или покрывалу - уж незнаю, как это назвать, - который он
перед тем повесил на спинку стула,он стал рытьсяв его карманах и вытащил
наконецкакого-то удивительногогорбатогоуродца,вточности такогоже
цвета, как трехдневныйконголезскиймладенец. Вспомнивнабальзамированную
голову, я уже готов был впрямь поверить, что это черное создание - настоящий
младенец, законсервированный подобным же образом,но, отметив про себя, что
предмет этот тверд,как камень, и блестит, как хорошийкусок полированного
черного дерева, я заключил,чтоэто,должно быть,всеголишь деревянный
идол, что тут жеи подтвердилось. Ибоя вдруг вижу, что дикарьподходит к
пустомукамину, отодвигает экрани ставит своегогорбатогобожка, словно
кеглю,подсводамиочага.Боковыестенкикаминаи всеегокирпичные
внутренностибылипокрытыгустым слоем сажи,и мнеподумалось, что этот
камин - вполне подходящий алтарь, вернее, капище для африканского идола.
Я, как мог, скосилглаза в направленииполузапрятанного божка и, хоть
мне было сильнонепо себе, сталследить за тем,чтожебудетдальше.
Смотрю, онвыгребаетиз карманаплащадвегорсти стружек,насыпаетих
осторожно перед идолом; потом кладет сверху кусокморскогосухаря и свечой
поджигаетстружку-вспыхнуложертвенноепламя.Тутонстал быстрыми
движениями соватьпальцы в огонь и еще быстрееотдергивать их (причем,он
их,кажется,сильнообжег)и врезультате вытащил,наконец, сухарьиз
пламени;потомонраздулнемногожар,разворошилзолуипочтительно
предложилобугленныйсухарь своемучернокожемумладенцу.Номаленькому
дьяволу, видимо, неповкусу было этоподгорелое угощение, потому чтоон
даже губами не шевельнул. И все эти странныеманипуляции сопровождались еще
болеестраннымигортаннымизвуками,издаваемымимоимнабожным
идолопоклонником, который,как я понимаю,молился нараспев или же распевал
своиязыческие псалмы, корча при этом противоестественные гримасы.Наконец
он потушил огонь, самым бесцеремонным образом вытащил из камина своего идола
и небрежно засунул его обратно в карманплаща, словно охотник, отправляющий
в ягдташ подстреленного вальдшнепа.
Всяэта загадочнаяпроцедуралишьувеличиламое смущение,ивидя
определенныепризнакитого,чтоблизитсязавершениеописанныхделовых
операцийичто сейчас он полезет комне вкровать, я понял, что наступил
момент, сейчас или никогда, покудаеще не погашен свет, разрушить чары, так
долго мною владевшие.
Но несколько секунд, ушедшихна размышлениеотом,какже все-таки
приступитькделу, оказалисьроковыми.Схвативсостолатомагавк,он
какое-то время разглядывал его собуха, а затемсунул на мгновение в пламя
свечи,взявв рот рукоятку,ивыпустил целое облакотабачногодыма.
В
следующий миг свеча была погашена, и этот дикий каннибал со своим томагавком
взубах прыгнулко мне вкровать. Это уж было выше моих сил- я взвыл от
ужаса, а он издал негромкий возглас изумления и принялся ощупывать меня.
Заикаясь,я пробормотал что-то, сам неведаячто, откатилсяот него
вплотнуюк стене и оттуда стал заклинать его, кто бы он ни был такой, чтобы
он не двигался и позволил мне встать иснова зажечь свечу. Но его гортанные
ответытутже дали мне понять, что он весьма неудовлетворительно улавливал
смысл моих слов.
-Какаячерт твоя? -произнес оннаконец. -Твояговорить, а то я
убивать, черт не знай.
И при этихсловахогненный томагавк стал в темноте описывать кривые у
меня над головой.
- Хозяин! Богаради, Питер Гроб!- вопил я. -Хозяин!Караул! Гроб!
Ангелы! Спасите!
- Твоя говорить! Твоя сказать, кто такая, а то я убивать, черт не знай,
- зарычал людоед, устрашающе размахиваятомагавком, из которого сыпались на
меняогненныеискры, так чтобельена мне едва незагорелось. Но в этот
самыймиг, благодарение господу, в комнату вошел хозяин со свечой в руке, и
я, выскочив из кровати, бросился к нему.
-Ну-ну, можетене бояться, - сказал он, по-прежнему ухмыляясь, - наш
Квикег вас не обидит.
- Да перестанете ли вы ухмыляться? - заорал я. -
Вы почему не сказали мне, что этот гарпунщик - чертов каннибал?
- А я думал, вы сами догадаетесь, я ведьговорил вам, что он торгует в
городе головами. Давынапрасно волнуетесь, не бойтесь и ложитесь спокойно
спать. Эй, Квикег,послушай, твоямоя понимай,этот человек с тобой будет
спать, твоя понимай?
- Моя много-много понимай,- проворчал Квикег, сидя на кровати и часто
попыхивая трубкой.
- Твоя сюда полезай, - добавилон, махнув вмоюсторону томагавком и
откинув край одеяла. И, право же, он проделал это не просто любезно, а ябы
сказалдаже, оченьласковои по-настоящему гостеприимно. Минуту я стоял и
гляделнанего.Несмотрянавсю татуировку, этобылвобщемчистый,
симпатичный каннибал. И с чего это я так расшумелся, сказал я себе, он такой
же человек, как и я, и у негоесть столько же оснований бояться меня, как у
меня-боятьсяего.Лучшеспатьстрезвымканнибалом,чем спьяным
христианином.
- Хозяин, - заявил я, - велите ему запрятать подальше свой томагавк или
трубку, уж незнаю, какэто у вас называется.Короче говоря, скажите ему,
чтобы он перестал курить,итогда я лягу с ним вместе. Я не люблю, когда в
однойкроватисо мнойкто-нибудькурит. Этоопасно.Ктому же,яне
застрахован.
Просьба моя была пересказана Квикегу,онсразужеее удовлетворил и
снова вежливо знакомпригласил меня в кровать, отодвинувшись к самому краю,
словно хотел сказать - я и ноги твоей не коснусь.
- Спокойной ночи, хозяин, - сказал я. - Можете идти.
Я забралсяв кроватьи уснултак крепко,как еще не спал никогдав
жизни.