- Спокойной ночи, хозяин, - сказал я. - Можете идти.
Я забралсяв кроватьи уснултак крепко,как еще не спал никогдав
жизни.
Глава IV. ЛОСКУТНОЕ ОДЕЯЛО
Назавтра, когдая проснулсянарассвете, оказалось, чтоменя весьма
нежно иласково обнимаетрукаКвикега. Можно было подумать, что я-его
жена.Одеялонашебылосшитоизлоскутков -из множества разноцветных
квадратиков и треугольничков всевозможных размеров, и его рука, вся покрытая
нескончаемымкритским лабиринтом узоров, каждый участок которыхимел свой,
отличныйотсоседнихоттенок,чемупричиной послужило,яполагаю, его
обыкновение во время рейса часто и неравномерноподставлять рукусолнечным
лучам,то засучив рукав до плеча, тоопустивнемного, - так вот, та самая
рукатеперь казаласьпросто частью нашего лоскутного одеяла. Она лежала на
одеяле, и, право же, узоры итонавсетак перемешались, что, проснувшись,
только по весу и давлению я мог определить, что это Квикег меня обнимает.
Странные ощущения испытал я. Сейчас попробую описать их. Помню, когда я
был ребенком, со мной однажды произошло нечто подобное - что это было, греза
илиреальность, я так никогда инесмог выяснить. А произошло со мною вот
что.
Янапроказничал как-то- кажется,попробовалпролезть накрышупо
каминнойтрубе,вподражаниемаленькомутрубочисту, виденномумноюза
несколько днейдо этого, а моямачеха, которая по всякому поводу постоянно
порола меня и отправляла спать без ужина,мачеха вытащила меняиз дымохода
заногии отослаласпать, хотябыло только два часапополудни 21июня,
самогодлинного дня в нашем полушарии. Это былоужасно. Ноничегонельзя
было поделать, и яподнялсяполестнице натретий этажв своюкаморку,
разделся по возможностимедленнее, чтобы убить время, и сгорькимвздохом
забрался под одеяло.
Я лежал, в уныниивысчитывая,что еще целыхшестнадцать часов должны
пройти, прежде чем я смогу восстать из мертвых. Шестнадцать часов в постели.
При одной этой мысли уменяначиналаныть спина. А как светло еще; солнце
сияет за окном, грохотэкипажей доносится с улицы,и по всемудому звенят
веселые голоса.Я чувствовал, что с каждой минутой положение мое становится
всеневыносимее, и наконец яслезскровати, оделся, неслышновчулках
спустившись по лестнице, разыскал внизу свою мачеху и, бросившись внезапно к
ее ногам,стал умолятьеев виде особой милостиизбить менякак следует
туфлей за дурное поведение, готовый претерпетьлюбую кару, лишьбы мнене
надобыло такнепереносимодолго лежать в постели. Ноонабыла лучшей и
разумнейшейизмачех,ипришлось мне тащитьсяобратно всвоюкаморку.
Несколько часов пролежал я там без сна, чувствуя себязначительно хуже, чем
когда-либовпоследствии, даже во времена величайших своих несчастий.Потом
я,вероятно,все-такизабылсямучительнойкошмарнойдремотой;ивот,
медленно пробуждаясь, - еще наполовину погруженный в сон, - я открыл глаза в
своей комнате, преждезалитой солнцем, а теперь окутанной проникшей снаружи
тьмой.
Потом
я,вероятно,все-такизабылсямучительнойкошмарнойдремотой;ивот,
медленно пробуждаясь, - еще наполовину погруженный в сон, - я открыл глаза в
своей комнате, преждезалитой солнцем, а теперь окутанной проникшей снаружи
тьмой. Ивдруг все моесущество пронизаладрожь, я ничегоне видел ине
слышал, нояпочувствовалвсвоей руке, свисающейповерх одеяла, чью-то
бесплотную руку. И некий чудный, непостижимый облик, тихий призрак, которому
принадлежала рука,сидел, мерещилось мне, у самоймоей постели. Бесконечно
долго, казалось целые столетия, лежаля так, застыв в ужаснейшем страхе, не
смея отвести руку, а междутем я все время чувствовал, что стоит мне только
чуть шевельнутьею, и жуткиечарыбудутразрушены. Наконец этоощущение
незаметным образом покинуло меня, но,проснувшись утром, я снова с трепетом
вспомнил его, и еще много дней,недель имесяцев после этого терялсяяв
мучительных попытках разгадать тайну. Ей-богу, я и по сей день нередко ломаю
над ней голову.
Таквот,еслиотброситьужас,моиощущениявмомент,когдая
почувствовал ту бесплотную руку в своей руке, совершенно совпадали посвоей
необычности сощущениями,которые я испытал,проснувшись и обнаружив, что
меняобнимаетязыческая рука Квикега.Но постепеннов трезвойосязаемой
реальности утра мне припомнились одно за другим все события минувшей ночи, и
тут я понял в каком комическом затруднительном положении я нахожусь. Ибо как
ни старался ясдвинуть его руку и разорвать его супружеские объятия, он, не
просыпаясь,по-прежнемукрепкообнимал меня,словно ничто,кромесамой
смерти, не могло разлучить нас с ним. Я попытался разбудить его:"Квикег!",
-но он только захрапелмне в ответ. Тогдая повернулся на бок,чувствуя
словно хомут на шее, и вдруг меня что-то слегка царапнуло. Откинув одеяло, я
увидел,чтоподбокомудикаряспитеготомагавк,точночерненький
остролицый младенец. Вот так дела,подумал я,лежи тут вчужом доме среди
бела дняв постели с каннибалом и томагавком! "Квикег! Радивсего святого,
Квикег!Проснись!"Наконец,непереставаяизвиваться,янепрерывными
громогласнымипротестами по поводу всей неуместности супружеских объятий, в
которыеонзаключилсвоего соседапопостели, исторгизнего какое-то
нечленораздельное мычание; и вот он уже снялс меня руку, весь встряхнулся,
как ньюфаундлендскийпеспослекупания, уселсявкровати, словноаршин
проглотил, и,протеревглаза, уставилсяна меня с такимвидом, точноне
вполне понимал, как я тут очутился, хотя какое-то смутное сознание того, что
он ужеменя видел, медленноначинало теплиться у него во взгляде. А ятем
временем лежал и спокойноразглядывал его, не испытываяболее относительно
негоникакихопасений и намереваясьпоэтомукакможно лучше рассмотреть
стольудивительноесоздание.Когдаженаконецон,видимо,пришелк
определенному выводуо том, что представляет собой его сосед по постели,и
как будто бысмирился с существующим положением вещей, он спрыгнул на пол и
дал мнежестами ивозгласамипонять,чтоготов,еслимнетакбольше
нравится,одеваться первым иоставитьменязатем водиночестве, уступив
комнатуполностьюв моераспоряжение.