Азатем онуслышал свой собственный
голос, громко нарушивший тишину:
-- Вы тут тратитевремя на игру из-закакого-нибудь полпенса, а стоит
вам протянуть руку, и каждый из вас станет богачом.
-- Ты опять за свое? -- заворчал Сэм.
Но капитан Блад и ухом не повел и продолжал дальше:
--Ктойценекрови, которуюназначил испанский адмирал,яделаю
надбавку в триста двадцать тысяч. Покупаю у вас мою жизнь за четыреста тысяч
реалов.
Сэм, разозлившись, вскочил было на ноги,да так и окаменел, пораженный
грандиозностьюназваннойсуммы; Каузак поднялсятоже,и они стоялидруг
против друга пообестороны стола, дрожа от возбуждения; ни тот, ни другой
не произнес ещени слова, но глаза их уже загорелись алчнымогнем. Наконец
француз нарушил молчание:
-- Божемилостивый,четыреста тысяч!-- Онвымолвил это медленно, с
трудом ворочая языком,словно стремясь, чтобы огромная цифра проникла в его
мозги дошла до сознания его соучастника. Он повторил: -- Четырестатысяч,
подвеститысячна каждого!Разрази меня гром!Затакиеденежки стоит
рискнуть, а, Сэм?
-- Куча денег, что и говорить, -- задумчивопроговорил Сэм.Потомон
вдруг опомнился:-- Чуманатебя! Такведьэтослова! Кто имповерит?
Попробуй освободи-ка его, как ты тогда заставишь его платить, да он...
-- О нет, я заплачу, -- сказал Блад. -- Каузак может подтвердить, что я
всегда плачу. Учтите, -- добавил он, помолчав, -- что такая сумма, даже если
ее поделить, сделает каждого из вас богачом, и вы до конца дней своих будете
жить припеваючи, в полном достатке.-- Он рассмеялся.-- Ну же, ребята, не
валяйте дурака!
Каузак облизнул пересохшие губы и поглядел на своего компаньона.
-- Давай рискнем,-- заискивающепробормотал он. -- Сейчас еще десяти
нет, и мы дополуночи успеем удрать так далеко, что испанцам нас ни в жизнь
не догнать.
Но переубедитьСэма было нелегко.Он размышлял. Ихотя приманка была
велика, Сэм никак немог решиться принять этособлазнительное предложение,
ибо емумерещилась внемдвойная опасность.Связавшисьсиспанцами, он
теперь боялся отступиться от них: ему казалось, что тогда его неминуемо ждет
гибель, либо от руки разъяренных испанцев, которых он предаст, либоот руки
самого Блада, который, еслиего освободить, конечно, ничего имне простит.
Таклучше уж без особого риска взять верныесорок тысяч, чемгонятьсяза
какими-то призрачными сотнямитысяч,разэто ктому же сопряжено с такой
опасностью.
-- Не бывать этому,и все! --сердито закричал он. --А ты, капитан,
заткнись! Я, кажется, тебя предупреждал.
-- А,черт! --хрипловыругалсяКаузак. --А яговорю, чтостоит
рискнуть! Стоит!
--Ты говоришь? Аты-то чем рискуешь? Испанцыдаже не знают, чтоты
ввязалсяв это дело.Тебелегко, приятель,говорить "стоитрискнуть! ",
когда тебе и рисковать-тоне придется.
--А яговорю, чтостоит
рискнуть! Стоит!
--Ты говоришь? Аты-то чем рискуешь? Испанцыдаже не знают, чтоты
ввязалсяв это дело.Тебелегко, приятель,говорить "стоитрискнуть! ",
когда тебе и рисковать-тоне придется. Вот мне -- другое дело. Если я надую
испанца, он сразусмекнет, чем тут пахнет. Да что толковать! Я дал слово, а
я своему слову хозяин. И хватит об этом.
Решительный,свирепый, онстоялнапротивКаузакапо другую сторону
стола, и Каузак, хмуро глянув на тощее непреклонное лицо, вздохнул с досадой
и снова опустился на табурет.
Бладясно видел,чтов душефранцуза клокочетзлоба.Несмотряна
мстительнуюненависть,которуюэтот корыстныймошенникпиталкБладу,
завладеть деньгами своеговрага было длянего соблазнительнее,чем лишать
его жизни, и нетрудно было догадаться, какую досаду испытывает он, видя, что
возможность крупной наживы уплывает унего из-подноса толькопотому, что
для его компаньона это сопряжено с риском.
Некоторое время этадостойная парочка хранила молчание. Молчал и Блад,
считая, что ему пока не следуетничего добавлять к ужесказанному, так как
сейчасэто непринесет плодов. Вместе с тем он все жеиспытывал некоторое
удовлетворение, видя, что ему удалось посеять рознь между компаньонами.
Когдаже он наконецзаговорил, нарушивнависшеевкомнатеугрюмое
молчание, его слова, казалось, имели мало связи со всем предыдущим.
-- Хотя вы, по-видимому, твердорешили продать меня испанцам, этоеще
отнюдь непричина, чтобыяумиралтут увас отжажды.В горле уменя
пересохло, как в солончаковой пустыне, ей-богу.
Ихотямучившаяего жажда служиладлянеголишьпредлогом, чтобы
достичь своейцели, темнеменееона былаотнюдьне притворной, и надо
сказать,чтоего тюремщикитакже сильно отнее страдали. Воздух в этой
комнатесзапертыминаглухо дверями и окнами был нестерпимо удушлив.Сэм
провел рукой по влажному лбу и стряхнул капельки пота.
-- Дьявол! Ну и жарища! -- пробормотал он. -- Мне тоже пить охота.
Каузак облизнул воспаленные губы.
-- А здесь в доме нет ничего? -- спросил он.
-- Нету. Да тут до таверны два шага. -- Сэм поднялся со стула. -- Пойду
принесу кувшин вина.
Душа ПитераБладаснова взмыла ввысь накрыльяхнадежды.Произошло
именно то,чего он добивался. Зная пристрастие этих подонковк бутылке, он
рассчитывал,что разговорожажделегкоповлечет засобойжеланиеее
удовлетворить,аэто, в своюочередь,приведет к тому,чтоодин из них
отправитсяза вином, и, еслиповезет, это будет Сэм. А уж с Каузаком-то он
договорится в два счета -- в этом капитан Блад не сомневался.
И тут этот кретин Каузак проявил излишнее нетерпение и тем испортил все
дело. Он тоже вскочил на ноги.
-- Кувшин вина! Вот это дело! --заорал он.