Незнаю уж, хорошо ли он спал; я не
прислушивался.Нонынчеутромонкак будто малость успокоился. Да, куда
спокойнеестал. "Может, от него и польза будет", - говорит. "Не сомневаюсь,
говорю.Новедьнаэтотслучайизаконесть.Апотомпочемубы
просто-напростоне снести их домишко? Ты бы мог даже продать его на дрова".
Аонглядитна меня, глаз не сводит. Только и ждет, покуда я замолчу, он,
оказывается,ночьюужевсеобдумал."Взять,говорит, к примеру, такого
человека,какон.Человеканезависимого,которыйсебя в обиду не даст,
постоит за свои права и выгоды. И допустим, его права и выгоды - это в то же
самоевремя права и выгоды еще одного человека. Допустим, его прибытки в то
же самое время прибытки этого человека, который платит жалованье кое-кому из
егородичей,а те блюдут интересы его дела. Допустим теперь, что это такое
дело,вкоторомприбыткиотвремени до времени (а ты знаешь это не хуже
моего,говорит)или,лучшесказать,всевремярастут,аон в них не
участвует,этотчеловек,которыйтоженепрочьнажиться,этот
независимый..."
- С таким же успехом он мог бы сказать "опасный", - сказал Рэтлиф.
- Да, - сказал Уорнер. - Ну и что же?
Вместо ответа Рэтлиф сказал:
-ЛавкаведьненаДжоди записана, верно? - И сам же ответил себе,
преждечем Уорнер успел открыть рот: - Ну, ясно. И спрашивать было незачем.
Новообще-то...Флем, которого Джоди взял в приказчики... Покуда Джоди его
держит, может, старый Эб...
- Мне плевать, - сказал Уорнер. - А вы сами что об этом думаете?
- Хотите знать, что я на самом деле думаю?
- А я о чем спрашиваю, черт побери?
-Я думаю то же, что вы, - спокойно сказал Рэтлиф. - Что из всех, кого
язнаю,толькодвоемогутпозволить себе шутить с этими типами. Фамилия
одного Уорнер, но зовут его не Джоди.
- А второй кто? - сказал Уорнер.
- Это тоже пока еще неизвестно, - ласково сказал Рэтлиф.
2
КромеУорнеровойлавки,хлопкоочистительноймашины,мельницыс
крупорушкой,кузни,сдаваемойваренду,школы,церквии трех десятков
домишек, в каждом из которых был слышен звон обоих колоколов, на Французовой
Балкебыл конный двор с конюшней, а рядом с ним тенистый, хотя и без клочка
травыучасток,накоторомстоялогромоздкое, неуклюжее строение, частью
дощатое,частьюбревенчатое,некрашеное,местаминадстроенное,которое
именовалось"ГостиницаЛиттлджон",итам,заприколоченнойкдереву,
полусмытойдождямивывеской,накоторой красовалось: "НОМИРА с ХАРЧАМИ",
ночевалиистоловалисьразъезжиеторговцыи скотопромышленники. У стены
длиннойверандыв ряд вытянулись стулья.
У стены
длиннойверандыв ряд вытянулись стулья. В тот вечер, поставив фургончик и
лошадейвконюшню,Рэтлиф сидел после ужина на веранде с пятью или шестью
мужчинами,которыеприбрелисюда из соседних домов. Эти люди бывали здесь
всякийвечер,носегодняонисобралисьеще до захода солнца, то и дело
поглядываянатемныйфасад Уорнеровой лавки, - так люди собираются, чтобы
молчапоглазетьнахолоднуюзолу,оставшуюсяпослелинчевания, или на
приставнуюлестницу и открытое окно, через которое кто-то бежал, потому что
белыйприказчик, взятый на жалованье в лавку человека, который еще способен
стоятьнаногахивздравомуме,покрайнеймеренастолько,чтобы
обсчитыватьнесебя,апокупателей,был делом таким же неслыханным, как
белая стряпуха на кухне у кого-нибудь из них.
-Чтож,-сказал один. - Не знаю, что он за парень, этот, которого
Уорнернанял.Но кровь не водица. И ежели у тебя родня такая лютая, что во
всякий час может поджечь конюшню...
-Оноконечно,-сказал Рэтлиф. - Но только старый Эб не подлец. Он
просто озлобился.
Всепомолчали.Онисиделина стульях или на корточках, не видя друг
другавтемноте. Уже совсем смерклось, об ушедшем солнце напоминало только
бледно-зеленое пятно на северо-западе. Закричали козодои, светляки замерцали
и зароились меж деревьев у дороги.
- Как так озлобился? - сказал наконец кто-то.
-Атак,озлобилсяивсе,- сказал Рэтлиф ласково, непринужденно,
словоохотливо.-Сперваэтаистория,чтобыла во время войны. Тогда он
никогонетрогал,никомуневредил и не помогал ни тем, ни другим, знай
занималсясвоим делом - барышничал, промышлял лошадьми, а ведь ни барыш, ни
лошади политики никак не касаются, и вдруг является какой-то тип, у которого
илошадей-тосвоих никогда не было, и стреляет ему в ногу. Ясное дело, это
егоозлобило. А потом другая история - с тещей полковника Сарториса, миссис
РозойМиллард.Эбвошелсней в долю, и они вместе торговали лошадьми и
мулами, честно-благородно, не собираясь никого обижать, ни северян, ни южан,
инаумеунегобылитолько лошади да барыш, до тех пор, покуда миссис
Милларднезастрелилэтотмалый,который величал себя майором Грамби, и
тогдасынполковника,Баярд,идядюшкаБэкМаккаслинвместес одним
черномазымпоймалиЭбавлесу, и что-то там было такое - привязали его к
деревуили еще к чему и, может, даже всыпали ему хорошенько вожжами, а то и
горячими шомполами, хотя все это только слухи. Так или иначе, а только после
этогоЭбзабылсвоюверностьСарторисам, и я слышал, будто он долгонько
прятался в холмах, покуда полковник Сарторис не занялся строительством своей
железной дороги, так что Эб мог выйти без опаски. Ну, и это озлобило его еще
посильнее.Ему оставалось только одно - снова приняться за барышничество. И
тутоннарвалсянаПэтаСтэмпера. И Пэт живо отбил у него охоту к этому
делу.