Но мы
ужевъехаливгород,так что долго ее испытывать было не с руки, зато на
обратномпутимыихкакследуетиспытаем. "Ей-ей, - говорит Эб, - если
толькоони хоть как-нибудь доплетутся до дому, значит, я отобрал у него эти
восемь долларов, будь он проклят!"
Нототчерномазыйбылартист. Потому как придраться было не к чему.
Поглядеть на них - два обыкновенных мула, не из самых лучших, конечно, таких
видишьнадорогецелыесотни.Ятолько заметил, что есть у них повадка
трогатьсместарывком - сначала один рванул вперед и сразу осадил, потом
другойтоже рванул и осадил, а когда мы выехали на дорогу, один из них, как
заколдованный,вдругнавсемходусталпоперекдороги,будтохотел
поворотитьназади перескочить прямо через повозку, но ведь Стэмпер сказал
только,чтопараэтаподстать, и ни словом не обмолвился, что его мулы
когда-нибудьработалипарой.Да, они и впрямь были под стать друг другу в
томсмысле,чтониодин из них понятия не имел, когда другой сдвинется с
места.НоЭбсумелснимисовладать,имы поехали дальше и уже стали
подыматься на тот большой пригорок возле городской площади, как вдруг видим,
онитожев мыле, точь-в-точь как лошадь Бисли перед Уайтлифской лавкой. Но
этобы еще ничего, в тот день здорово парило; и тут я в первый раз заметил,
чтособираетсядождь;помню,гляделянабольшое,светлое, словно бы
раскаленное облако на юго-западе и думал, что дождь нас захватит прежде, чем
мыдоберемся до дому или хотя бы до Уайтлифа, и вдруг вижу - повозка уже не
поднимаетсявверх,нахолм,а катится обратно, и тут я оглянулся и успел
увидеть,какэти мулы - теперь уж оба - встали поперек дороги и уставились
другнадругачерездышло,аЭб старается их развернуть и тоже вылупил
глаза,ивдругони сами развернулись, и, помню, я еще подумал: вот удача,
чтоониневсталимордамикповозке. Потому что тут они рванули разом,
впервыев жизни или уж, во всяком случае, впервые с той минуты, как Эб стал
ихним хозяином, и мы вылетели на холм и вымахнули на площадь, как тараканы в
выгребную яму, повозка встала на два колеса, а Эб дергает вожжами и твердит:
"Сточертей!Сточертей!"-а народ, все больше женщины да ребятишки, с
визгом врассыпную, кто куда, а Эб еле заворотил в переулок за лавкой Кейна и
остановился,зацепившиськолесомзаколесодругойповозки, так что та,
другаяупряжкапомоглаемузатормозить. Ну, собралась целая толпа, чтобы
помочь нам распутаться, а потом Эб отвел наших мулов к заднему крыльцу лавки
ипривязалкстолбутактуго,чтомордызадрались кверху, а люди все
подходят и говорят: "Глянь-ка, да это те самые Стэмперовы мулы", а Эб тяжело
дышит,ивидунеготеперьдалеконебеспечный,осталасьодна
настороженность."Давай,говорит,заберемэтоттреклятыйсепаратори
поехали".
Вошлимыв лавку, отдали Кейну тряпицу миссис Сноупс, он сосчитал эти
двадцатьчетыредоллара шестьдесят восемь центов, а мы забрали сепаратор и
пошлиназадкповозке,туда, где мы ее оставили.
Вошлимыв лавку, отдали Кейну тряпицу миссис Сноупс, он сосчитал эти
двадцатьчетыредоллара шестьдесят восемь центов, а мы забрали сепаратор и
пошлиназадкповозке,туда, где мы ее оставили. Она-то стояла на месте,
делобылоне в ней. Право, она даже слишком бросалась в глаза. Эб поставил
ееу погрузочного помоста, и, помнится, мне был виден кузов и ободья колес,
илюди,стоявшие в переулке, тоже были мне видны только по пояс, теперь их
собралосьвдвое,атоивтроепротивпрежнего, и я еще подумал, что и
повозка слишком бросается в глаза, и народу вокруг нее что-то многовато; это
былопохоженаоднуизтехкартинок,знаете,подкакимипишут "Что
неправильнонарисованонаэтой картинке?", и тут Эб говорит: "Сто чертей!
Сточертей!"-ипобежал, но своего конца сепаратора из рук не выпустил.
Подбегаетккраюпомоста и заглядывает под него. Мулы тоже были на месте.
Онилежали. Эб туго привязал их к столбу, прихватив веревкой оба мундштука,
итеперьони выглядели точь-в-точь, как двое парней из клуба самоубийц, ни
датьнивзятьудавленники- головы задраны и смотрят прямо в небо, языки
вывалились, глаза повылазили из орбит, шеи вытянулись фута на четыре, а ноги
поджаты,какуподстреленныхкроликов,итутЭбспрыгнулна землю и
перерезалверевкускладнымножом. Ну и артист! Он дал им своего зелья или
чего там еще ровно столько, чтоб они доплелись до городской площади.
ТутЭб совсем расстроился. Я его как сейчас вижу - притулился где-то в
углу,заКейновыми плугами и культиваторами, с лица побелел, голос дрожит,
рукитоже,насилувытащил шесть монет из кармана, протянул мне и говорит:
"БегикдокуПибоди,притащимнебутылкувиски.Живо". Да, он совсем
расстроился.Онуженевтрясину попал, а в омут, и единственный верный
прыжоктолькоимогегоспасти.Онвыпилпинтувискив два глотка,
осторожно,будтояйцо,положилв угол пустую бутылку, и мы пошли назад к
повозке.Теперьмулы кое-как держались на ногах, мы погрузили сепаратор, и
Эбосторожноихтронул,а люди кругом всё толковали друг другу, что это,
мол,Стэмпероваупряжка.Лицо у Эба теперь уж было красным, а не белым, и
солнцескрылосьза тучей, но, я думаю, он этого даже не заметил, и мы весь
деньничегоне ели, да он, по-моему, и этого не заметил. И вот провалиться
мнесквозь землю, а только Пэт Стэмпер словно бы и с места не трогался, так
всеистоялуверевки, которой был огорожен его загон, сдвинув набекрень
шляпуизасунувбольшиепальцызапоясштанов, а Эб сидит на козлах и
старается унять дрожь в руках, а мулы, которых он выменял у Стэмпера, стоят,
ноги разъезжаются, головы понурили, дышат, как паровики. "Я приехал за своей
упряжкой", - говорит Эб.
"Вчемдело?- говорит Стэмпер. - Неужто они для вас слишком резвые?
Что-то не похоже".
"Ладно, - говорит Эб. - Ладно. Мне нужна моя упряжка. Вот у меня четыре
доллара.