- Да еще как показала. Не успели мы отъехать и милю, как полил
дождь,загремелгром,и два часа мы ехали, скорчившись под мешками, и все
глядели,какэтановаялошадь,такая толстая, гладкая да резвая, даже в
дождь все рвалась вперед, совсем как у Стэмпера, когда Эб сел на нее верхом,
покудамынаконецнеукрылисьвстаройконюшнеу дороги. Собственно,
укрылся-тоя,потомучто Эб к тому времени лежал пластом на дне повозки и
дождьхлестал ему прямо в лицо, а я сидел на козлах и правил и вдруг вижу -
этагладкаяворонаялошадьстановится гнедой. Мне тогда всего восемь лет
было,и мы с Эбом до тех пор дальше его загона не барышничали. Заехал я под
первую попавшуюся крышу и растолкал Эба. Под дождем он охолодел и стал почти
трезвый. А скоро и вовсе протрезвел. "Чего? - спрашивает. - Что случилось?"
"Лошадь! - кричу. - Она масть меняет!"
Он был уже совсем трезвый. Мы разом спрыгнули с повозки, и Эб глаза так
ивылупил-впостромках-тостоялагнедая лошадь, а перед тем, как ему
уснуть,онабылавороная. Он протянул руку, будто вообще уж не верил, что
этолошадь, и потрогал то самое место, по какому он вожжами похлестывал, он
еще у Стэмпера, когда лошадь пробовал, на это самое место плюхнулся, и тут я
вижу,лошадьрванулась,сиганулавперед.Яелеуспелувернуться, она
налетеланастенкупозадименя,совсемрядом,дажеволосыуменя
шевельнулисьответра.Апотомраздалсятакойзвук,будтовшину
здоровенноговелосипеда воткнули гвоздь. Что-то зашипело: "П-ш-ш-ш-ш-ш" - и
отгладкой,толстойворонойлошадиПэта Стэмпера ничего не осталось. Я,
конечно,не говорю, что, кроме нас с Эбом, в конюшне был теперь только мул.
Лошадьтожебыла.Толькоэто была та самая лошадь, на которой мы выехали
утромиздомуикоторуювыменялиу Бисли Кемпа на мельницу для сорго и
плужныйлемех две недели назад. Даже крючок вернулся к нам и жало торчало в
тужесторону,кудаЭбегоповернул, тот черномазый просто малость его
передвинул,этот крючок. Но только на другое утро Эб нашел у нее под шкурой
подсамойпереднейногойвелосипедныйниппель,а это такое место, куда
хозяину,будьу него лошадь хоть двадцать лет, пожалуй, ни разу и в голову
не придет заглянуть.
Мыдобралисьдодомутольконадругой день, когда солнце было уже
высоко, и мой папаша ждал нас у дверей Эба, злой как черт. Он меня, конечно,
сразуувел,ия только успел увидеть, что миссис Сноупс стоит на пороге -
она, верно, так и простояла там всю ночь - и говорит: "Где мой сепаратор?" -
а Эб говорит, что он, мол, всегда был помешан на лошадях, и тут уж ничего не
поделаешь,амиссисСноупсвслезы.ЯУних, можно сказать, дневал и
ночевал,но никогда еще не видел, чтобы она плакала. Что говорить, не такая
онабылаженщина,чтоб часто плакать, она плакала тяжело, будто не знала,
какэто делается, будто сами слезы не знали толком, что им положено делать,
стояланапорогев старом платке и даже лица не прятала, только говорила:
"Помешанналошадях,ладно!Нопочемуименно на этой лошади? Почему на
этой?"
Словом,мы с папашей ушли.
Он так стиснул мне плечо, что больно стало,
нокогдаярассказал про вчерашний день, как и что случилось, он раздумал
менялупить.Ивсе-такикЭбу я воротился только в полдень. Он сидел на
загородке,ятожезалез на загородку и сел рядом. Но загон был пустой. Не
виднобылонимула, ни лошади Бисли. Только он ничего не сказал, и я тоже
ничегонесказал,апотомЭбговорит: "Ты завтракал?", а я говорю, да,
завтракал,аЭб говорит: "А я еще нет". И мы пошли в дом, а миссис Сноупс,
конечно,тамуженебыло.Ятакипредставилсебе:вот Эб сидит на
загородке,-аона спускается с холма, в шляпке, в шали на плечах, даже в
перчатках,идетвконюшню,седлает мула и взнуздывает лошадь Бисли, а Эб
сидит и никак не может решить, пойти пособить ей или не надо.
Яразвелвплитеогонь.Эб был не мастер стряпать, и покуда мы все
приготовили,стало уже так поздно, что мы решили сготовить заодно и обед, а
потомпоели, я вымыл посуду, и мы опять пошли к загону. Плуг без лемеха все
еще торчал на дальнем поле, но привезти его теперь было не на чем, разве что
ЭбпошелбыкстарикуЭнсу и попросил у него пару мулов, а это было все
равно,чтоугремучейзмеипросить взаймы погремок; но в ту минуту, мне
кажется,Эбчувствовал,чтохватит с него волнений, по крайней мере - на
сегодня.Ивотмысидели на загородке и глядели на пустой загон. А загон
никакненазовешьбольшим, и если в него пускали хотя бы одну лошадь, уже
казалось, что он битком набит. А теперь он был похож на техасскую прерию; и,
правослово,толькоябылоначал думать про то, какой он пустой, как Эб
спрыгнулсзагородки,прошелчерезвесьзагон, остановился и глядит на
сарай, пристроенный к стене конюшни, сарай этот был бы ничего себе, ежели бы
егопочинитькакследуетипокрытьновойкрышей."Думаю,говорит, в
следующийразвыменятькобылу,станувыводитьмулов,помаленьку табун
разведу.Этот сарай как раз подойдет для молодняка, надо только малость его
подправить". Потом он воротился, и мы снова сидели на загородке, а часа этак
вчетыреподъехалаповозка.ЭтобылаповозкаКлиффа Одэма, с высокими
бортами,анакозлах рядом с Клиффом сидела миссис Сноупс, и они проехали
мимодомапрямокзагону."Невыгорело, - сказал Эб. - Станет он с ней
пачкаться,как же". Мы уже спрятались за конюшней и видели, как Клифф задом
подогналповозкукпомостууворот, а миссис Сноупс спрыгнула, сбросила
платок, сняла перчатки, пошла через загон в коровник, вывела оттуда корову и
заставилаеевзойтинапомост,подлекоторогостояла повозка, а Клифф
говорит:"Вы подержите лошадей, а я загоню ее на повозку". Но миссис Сноупс
будтоине слышала. Она поворотила корову мордой к задку повозки, уперлась
плечомейвляжкии взгромоздила эту корову на повозку, прежде чем Клифф
успелсоскочитьскозел.Клиффподнялзадний борт, миссис Сноупс снова
накинула платок, натянула перчатки, они сели в повозку и уехали.