Но миссис Сноупс
будтоине слышала. Она поворотила корову мордой к задку повозки, уперлась
плечомейвляжкии взгромоздила эту корову на повозку, прежде чем Клифф
успелсоскочитьскозел.Клиффподнялзадний борт, миссис Сноупс снова
накинула платок, натянула перчатки, они сели в повозку и уехали.
Ивотяопять развел огонь, чтобы он мог сготовить ужин, а потом мне
надобылоидтидомой - солнце уже почти село. А на другое утро я притащил
емуведеркомолока.Эббылнакухне, все еще возился с завтраком. "Вот
спасибо,чтопринес, - сказал он, когда увидел молоко. - Я еще вчера хотел
тебяпросить - может,тыдостанешьмне молочка". Он снова стал стряпать,
потому что не ждал ее так скоро - ведь не могла ж она, в самом деле, сделать
засуткидва конца по двадцать восемь миль, ежели только не больше. Но тут
мы снова услыхали стук колес, и она вернулась, на этот раз с сепаратором. Мы
схоронились за конюшней и оттуда видели, как она тащила сепаратор в дом. "Ты
ведь молоко так поставил, что она увидит, верно?" - говорит Эб.
"Да, сэр", - говорю.
"Наверно,она сперва наденет старый халат, - говорит Эб. - Жаль, что я
раньшене начал стряпать". Но вряд ли она переодевалась, потому что гуденье
началосьпочтисразу.Звукбыл что надо - резкий, сильный, видно, галлон
молока был этому сепаратору разве что на один глоток. Потом гуденье смолкло.
"Худо, что у нее только один галлон", - говорит Эб.
Я и говорю: "А я ей утром еще принесу". Но Эб меня не слушал, он с дома
глаз не спускал.
"Тывот чего, поди-ка загляни в дверь", - говорит. Я пошел и заглянул.
Онасняла с плиты Эбову стряпню и разложила на две тарелки. И покуда она не
повернуласьинеподала мне эти две тарелки, я и не знал, видела она меня
"Вы,наверно,есть хотите, - говорит она. - Вот вы и поешьте там. А я
тутбудуработать,так что вы у меня под ногами не путайтесь". Ну, я взял
тарелки,мыселиу загородки и поели. И тут сепаратор снова загудел. Я не
знал,чтомолоконужнопропускатьчерезсепаратор несколько раз. И Эб,
по-моему, тоже не знал.
"Наверно, Кейн ей объяснил, что к чему, - говорит Эб, а сам жует. - Раз
ей хочется пропускать молоко по сто раз, она его сто раз и пропустит". Потом
сепаратор остановился, а она подошла к двери и крикнула, чтоб мы принесли ей
тарелкивымыть,и я отнес тарелки и поставил на крыльцо, а потом мы с Эбом
пошлиобратнои сели на загородку. Загон был такой большой, что, казалось,
мог бы вместить Техас да еще и Канзас в придачу. "Видно, она прямо подъехала
кэтойчертовойпалаткеи говорит: "Вот ваша упряжка. А вы подавайте мой
сепаратор,дапоживее,потому что мне еще домой сколько ехать", - говорит
он.Апотоммыснова услыхали гудение и в тот вечер пошли к старику Энсу
проситьмула,чтобдопахатьдальнийклин,но он теперь ничего не хотел
давать. Он только бранился да бранился, а когда кончил, мы вернулись назад и
сноваселиназагородку.И, уж конечно, мы услышали, как сепаратор снова
загудел.
Звукбылтакой же сильный, как раньше, будто сепаратор мог гнать
молокобез конца, все равно, прошло через него это молоко один раз или сто.
"Снова здорово, - сказал Эб. - Так ты не забудь завтра про этот галлон".
"Нет,сэр,говорю,незабуду".Имыопятьпослушали,как гудит
сепаратор. Потому что тогда Эб еще не осатанел.
"Видно,ейэташтуковинамного удовольствия доставляет, ишь как она
довольна", - сказал Эб.
3
Оностановилпролеткуи посидел с минуту, глядя на те же сорванные с
петельворота,накоторыедевять дней назад глядел Джоди Уорнер, сидя на
своейчалойлошади,назатравевший,поросшийбурьяномдвор,надом,
покосившийсяипотрепанныйнепогодой, на все это захламленное запустение,
среди которого, еще до того, как он подъехал к воротам и остановился, громко
имонотонно звучали два женских голоса. В этих молодых голосах не слышалось
никрика,нивизга,но была в них та застывшая, необъятная сила, которая
совершенночужда всякой членораздельной речи, всякому человеческому языку -
точнозвуки исходили из клювов каких-то чудовищных птиц, точно в глухомань,
вмертвоеи непроходимое болото или пустыню вторглись, вспугнув и возмутив
безмолвие,двапоследнихпредставителякакой-товымершейпороды,
обосновалисьнаэтомболотеиупорнооскверняютего своей бесконечной
перебранкой,ивдругвсеразом смолкло, как только Рэтлиф крикнул. А еще
черезмгновениеиз дверей на него уже глядели две девушки, рослые, похожие
друг на друга, словно две гигантские коровы.
- Доброе утро, сударыни! - сказал Рэтлиф. - Где ваш папаша?
Онипродолжалиглядеть на него. Казалось, они даже не дышали, хотя он
знал,чтоонидышат,должны дышать: телам такой грузоподъемности, такого
явноисполинского,почти что обременительного здоровья нужен воздух, много
воздуха.Намигонипредставилисьемув виде двух коров, двух нетелей,
которыестоятпоколеноввоздухе,будтовручье или в пруду, стоят,
погрузивмордывводу, и вода стремительно и бесшумно разверзается под их
дыханием, на миг, в немом изумлении, открывая взору подводный мирок, кишащий
вокругкопыт,прочноупертыхвдно. Потом они сказали в один голос, как
хорошо слаженный хор:
- Он в поле.
"Вонкак,-подумал он, трогаясь с места. - А что же он там делает?"
Потомучто он и представить себе не мог, чтобы у того Эба Сноупса, которого
он знал прежде, было больше двух мулов. Но одного из них Рэтлиф уже видел, -
онстоитбезделав загоне позади дома; а другой привязан к дереву подле
лавкиУорнера,ввосьмимиляхотсюда, он знал это наверняка, потому что
только три часа назад видел его на том самом месте, где вот уже шесть дней у
негонаглазахэтого мула привязывает новый приказчик Уорнера, приезжая в
лавку.Намигонпридержал лошадей.