Намигонпридержал лошадей. "Ишь черт, - беззлобно подумал он, -
может,емунаконецпредставился случай, которого он ждет вот уже двадцать
тригода, - позабыть про Стэмпера и начать все сызнова". А когда показалось
полеиРэтлифузналугловатую, нескладную, приземистую фигуру за плугом,
которыйтянулидвамула,он даже не удивился. Он сразу узнал этих мулов,
которые еще неделю назад принадлежали Биллу Уорнеру, но тут же изменил время
глагола:"Непринадлежали, - подумал он, - а принадлежат. А, черт, вот так
ловкач. Он уже не лошадьми промышляет. Он человека променял на пару мулов".
Рэтлифостановился у загородки. Плуг был в дальнем конце поля. Человек
повернулзапряжку - он рванул вожжи с ненужным ожесточением, и мулы задрали
морды,оскалились,сбились с шага. Рэтлиф бесстрастно смотрел на него. "Эб
всетотже,- подумал он. - По-прежнему обращается с лошадью или с мулами
так,будтоонинанегокулакомзамахнулись,прежде чем он успел слово
сказать".Онпонял,чтоСноупс тоже видел и даже узнал его, хотя виду не
подал,а мулы тем временем оправились и повернули назад, их стройные ноги с
узкими,какуоленей,копытамипереступали быстро и нервно, оставляя за
собой черный жирный пласт, поднятый блестящим сошником. Теперь Рэтлиф видел,
чтоСноупссмотритпрямонанего,-холодные блестки под всклоченными
сердитымибровями,точь-в-точь такими, как восемь лет назад, они ничуть не
изменились,этиброви, разве что поседели немного, - а тот молча заворотил
упряжку, все с той же бессмысленной жестокостью, и остановил плуг, поваливши
его набок.
- Ты чего тут делаешь? - сказал он.
- Да вот, услыхал, что вы здесь, и заехал, - сказал Рэтлиф. - Давненько
мы не виделись, а? Восемь лет.
Сноупс проворчал:
- По тебе этого не скажешь. С виду все такой же тихоня, будто всю жизнь
спиртного и капли в рот не брал,
- А то как же, - сказал Рэтлиф.- Кстати о спиртном. - Он вытащил из-под
сиденьябутылку с какой-то жидкостью, с виду похожей на воду. - Лучшее, что
есть у Маккаллема. Только на прошлой неделе гнали. Возьмите.
Он протянул бутылку. Сноупс подошел к загородке. Теперь между ними было
небольшепятифутов,ноРэтлиф по-прежнему не видел ничего, кроме двух
холодных огоньков под злобным навесом бровей.
- Это ты мне привез?
- А то кому же. Берите.
Сноупс не двигался.
- За что?
Сноупс взял бутылку. И Рэтлиф почувствовал, как что-то ушло, исчезло из
этих глаз. А может, теперь они просто не смотрели на него.
- Обожду до вечера, - сказал Сноупс. - Я больше в жару не пью.
-Нуа в дождь как? - сказал Рэтлиф. Теперь он точно знал, что Сноупс
нанего не смотрит, хотя тот не шевельнулся, все стоял с бутылкой в руке, и
ничто не изменилось в его грубом, помятом, злобном лице. - Я думаю, вы здесь
неплохоустроитесь,- сказал Рэтлиф. - У вас теперь хорошая ферма, и Флем,
видать,крепкозацепилсяза эту лавку, будто отродясь только и делал, что
торговал.
Сноупс,казалось,егои не слушал. Он встряхнул бутылку, поднял ее и
поглядел на свет, словно проверяя крепость.
- Надеюсь, вы здесь устроитесь.
Тут он снова увидел эти глаза - злые, непроницаемые и холодные.
- А тебе-то что, устроюсь я или нет?
- Ничего, - сказал Рэтлиф ласково, спокойно.
Сноупснагнулсяи сунул бутылку в траву у загородки, потом вернулся к
плугу и поднял его.
- Езжай ко мне домой и скажи, чтобы тебе дали пообедать.
- Спасибо, не могу. Мне надо в город.
-Какзнаешь,-сказалтот. Потом перекинул единственный гуж через
плечои снова свирепо рванул вожжи, и снова мулы заворотили, оскалив морды,
и сразу же сбились с шага, еще не тронувшись с места.
- Большое спасибо за бутылку, - сказал Сноупс.
- Пустяки, - сказал Рэтлиф. Плуг двинулся дальше.
Рэтлиф глядел ему вслед. "Даже не сказал: "Заходи", - подумал он. Потом
подобрал вожжи.
- А ну, шевелись, кролики! - сказал он. - Поехали в город.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Впонедельникутром, когда Флем Сноупс явился в лавку Уорнера, на нем
была новехонькая белая рубашка. Она была еще не стиранная - все складки там,
гдеполотнобылосложено,когдакуском лежало на полке, и порыжевшие от
солнцаполоскивдолькаждой складки, как на шкуре у зебры, были явственно
видны.Инетолькоженщины,пришедшие на него поглядеть, но даже Рэтлиф
(недаром он продавал швейные машины: показывая свой товар, он выучился шить,
ипоговаривалидаже, будто свои синие рубашки он шьет себе сам) видел, что
эта рубашка скроена и сшита руками, и к тому же руками неловкими, неумелыми.
Флемносил ее всю неделю. К субботнему вечеру она стала совсем грязная, а в
понедельниконпоявилсявдругойрубашке,точь-в-точь как первая, даже
порыжевшиеполоскитакиеже. К следующей субботе она тоже была грязная, и
загрязниласьвтехжесамыхместах,чтои первая. Похоже было, что ее
владелецхотьивступилв новую жизнь, новую среду, в которой задолго до
негоустановились определенные обычаи и непреложные правила, тем не менее в
первый же день утвердил свои, особые способы загрязнения рубашки.
Онприехал на тощем муле, в седле (все сразу признали, что седло взято
уУорнеров),спритороченным к нему жестяным ведерком. Он привязал мула к
деревузалавкой,взялведрои поднялся на галерею, где уже собралось с
десятоклюдей, среди которых был и Рэтлиф. Он не сказал ни слова. Если он и
погляделнакого-нибудьвотдельности,тосовершенно незаметно, - этот
плотный,приземистый, гладкий человек неопределенного возраста, от двадцати
дотридцати,сшироким,неподвижнымлицом, прорезанным узкой щелью рта,
слегка испачканного по углам табаком, с глазами цвета болотной воды и резко,
неожиданноторчащимна лице носом, крохотным и хищным, как клюв маленького
ястреба.Казалось,носэтотбылзадуманинедоделанскульпторомили
каменотесоминезаконченнаяработапопалав руки приверженца совершенно
противоположнойшколы,или,бытьможет,какого-тофанатичнозлобного
сатирика, или же человека, которому достало времени лишь на то, чтобы наспех
прилепить посреди лица этот отчаянный и неистовый знак опасности.