Впрочем, и ходить
незачем: вы только дайте мне знать - и я сам мигом сюда приеду. Поняли? Все,
решительно все, что вам не понравится...
-Я с кем угодно могу столковаться, - сказал Сноупс. - Я столковался с
пятнадцатью, а может, и с двадцатью разными хозяевами с тех пор, как арендую
фермы.А ежели не могу столковаться, то ухожу. Больше вам от меня ничего не
надо?
"Ничего,-подумал Уорнер. - Ничего". Он ехал назад через двор, через
всеэтозахламленноезапустение,повытоптаннойземле, с рубцами золы,
обуглившихсяголовешекизакоптелыхкирпичей - в тех местах, где ставили
раньшебельевыебакиилишпарили свиные туши. "Лучше бы у меня ничего не
было,крометоймалости, без которой никак не обойтись", - подумал он. Он
сновауслышалскрипколодезногоблока. На этот раз скрип не смолк, когда
Уорнерпроезжалмимо, и два широких лица - одно неподвижное, другое мерно,
как метроном, поднимавшееся и опускавшееся в лад скрипучей жалобе колодца, -
сновамедленно повернулись, словно на одном шарнире, а Уорнер обогнул дом и
сноваоказалсянаедваприметнойдорожке,шедшей к зияющей дыре ворот,
которые,онзналэто,ивследующийраз, когда он приедет сюда, будут
валятьсяв траве. Контракт все еще лежал у него в кармане, этот контракт он
писалсоспокойным чувством удовлетворения, а сейчас ему казалось, что это
чувствоиспытывалвовсенеон, а какой-то другой человек. Контракт так и
осталсянеподписанным."Можнобывключитьвнегоособыйпункт насчет
поджога", - подумал он. Но он даже не остановил лошадь. "Да-а, - подумал он.
-Иповеситьего на новую конюшню заместо вывески". И поехал дальше. Было
ужепоздно,ионпустиллошадьрысцой, чтобы она могла бежать почти до
самогодома,переводя дух на спусках, и отъехал довольно далеко, как вдруг
заметил под деревом у дороги человека, чье лицо он видел в окне дома. Только
что у дороги никого не было, и вот уже на опушке рощицы стоит этот человек -
тажесуконнаякепка,тожеравномерное движение челюсти, по-видимому,
никчемноеинепроизвольное,почтикак у лошади, - стоит, словно очутился
здесь по чистейшей случайности, но об этом Уорнер вспомнит и задумается лишь
позже.Ончуть было не проехал мимо, но успел осадить лошадь. Теперь он не
кричал, его большое лицо было приветливым и оживленным.
- Здравствуйте, - сказал он. - Вы Флем, верно? А я Уорнер.
-Воткак?-сказал другой. Он сплюнул. У него было широкое плоское
лицои мутные, цвета болотной воды, глаза. С виду он был добродушный, похож
на самого Уорнера, только на голову ниже его да одет в грязную белую рубашку
и дешевые серые штаны.
- Я хотел с вами потолковать, - сказал Уорнер. - Говорят, у вашего отца
разилидва бывали мелкие неприятности с хозяевами. Эти неприятности могли
сквернодля него обернуться. - Тот все жевал. - Может, хозяева обходились с
нимне по справедливости, я этого не знаю и знать не хочу. Я только вот что
хочу сказать: ошибку, всякую ошибку можно исправить так, чтобы люди остались
друзьями,дажеесли кто чем и не доволен.
Правильно я говорю? - Тот упорно
жевал.Лицо у него было неподвижное, похожее на противень с сырым тестом. -
Толькопустьнедумает, что единственный способ доказать свои права - это
сделатьчто-нибудьтакое, из-за чего ему придется назавтра уносить ноги, -
сказалУорнер.- А то ведь наступит день, когда окажется, что уносить ноги
больше некуда.
Уорнерзамолчал.Наэтотразонмолчал так долго, что тот наконец
заговорил, хотя Уорнер не был уверен, что он заговорил именно поэтому:
- На земле места много.
- Конечно, - сказал Уорнер, ласковый, добродушный, грузный. - Но совсем
никчемуездить с места на место. Тем более из-за пустяка, ведь, ежели б
сразувзяться и все уладить, то и оказалось бы, что дело выеденного яйца не
стоит.Ауладитьегоможно бы в пять минут, ежели б нашелся кто другой и
уговорилтого, первого, который, скажем, слишком горяч, что ли, объяснил бы
ему:"Ладно,оставайсяздесь.Хозяинине думает тебя обвиноватить. Ты
толькопотолкуйснимтихо-мирно, и все устроится. Я-то знаю, ОН МНЕ САМ
ОБЕЩАЛ".-Уорнер замолчал. - В особенности ежели б этому парню, о котором
речь,тому,что повлиял бы на первого и все это ему втолковал, самому была
бы выгода, покуда этот первый сидит смирно.
Уорнер снова замолчал. Немного погодя тот снова заговорил:
-Какая выгода?
-Ну,хорошаяферма.Кредитвлавке.Вволю земли, сколько сможет
обработать.
- Ковыряться в земле - какая уж тут выгода. Я думаю это дело бросить.
-Ладно,-сказал Уорнер. - Допустим, этот малый захотел бы пойти по
другойчасти. Для этого надо, чтоб ему помогли, дали ему заработать. А есть
ли лучший способ...
- Вы держите лавку? - сказал тот.
- ...лучший способ...- повторил Уорнер и замолчал. - Что? - сказал он.
- Я слыхал, вы держите лавку.
Уорнеруставился на него. Теперь лицо его уже не было приветливым. Оно
былотолькооченьспокойнымиоченьсосредоточенным.Онсунул руку в
нагрудный карман и достал сигару. Сам он не курил и не пил: организм его был
так совершенен от природы, что, как он, верно, выразился бы сам, чувствовать
себя лучше уже некуда. Но он всегда имел при себе две-три сигары.
- Хотите сигару? - спросил он.
- Я не курю.
- Только жуете, а?
-Жую,покуда весь сок не высосу. На десять центов в неделю. А спички
мне без надобности.
-Ислава богу, - сказал Уорнер. Он посмотрел на сигару; потом сказал
тихонько:-Бог даст, и не понадобятся ни вам, ни кому другому из ваших. -
Онсунулсигаруобратно в карман и со свистом выпустил воздух. - Ладно, -
сказалон. - Осенью. Когда он соберет урожай. - Во время этого разговора он
ниразунемогбысказать с уверенностью, когда Флем смотрит на него, а
когданет,нотеперьонвидел,кактотподнялрукуи с бесконечной
осторожностьюснялсрукававоображаемуюпылинку.