Пещера, странный старик - все это было
вполне реально, как и смерть, поджидавшая совсем рядом. НовсежеСтепа
чувствовал - главное еще не сказано. Старик явно что-то не договаривает.
- Вот что, товарищ, - на этот раз "дедушка" стал "товарищем". - Вы бы
это... досказали. Чтобы все сразу... А то непонятно что-то...
- Что вам непонятно, Степан? - поинтересовался старик.
На свое имя Косухин не реагировал. Мало ли откуда здесьмогутзнать
комиссара Челкеля?
- Все непонятно. Если нам и вправду крышка, так обычно и без таких...
встречающих... обходится. Видел уж, знаю...
- Хорошо, объясню, - старик вздохнул,нобезвсякогораздражения,
словно разговаривал с ребенком. - Вы прошли путь до конца. Но этобылне
ваш путь, Степан, и не ваш, Ростислав. Вы сбились с дороги, хотя инепо
своей воле.
- Ага! - напрягся Степа. - Это, значит, мы сюда по ошибке попали?
- Не по ошибке. Это не так легко объяснить. Представьте,выплывете
по реке. Внезапно начинается буря, васуноситвморе,ивыпопадаете
совсем не туда, куда рассчитывали...
- Значит, мынедолжныбылизаниматься"Мономахом"?-вмешался
Арцеулов. Почему-то он понял, что старик знает и об этом.
- А вы подумайте! - старик уже не улыбался, его небольшие серые глаза
смотрели по-молодому остро и решительно! -Собиралисьливыещемесяц
назад сокрушатьпокойнебес?Приходилоливамвголову,чтотакое
возможно? Да и возможно ли это вообще?
- Стоп, - мотнул головой Косухин. - Значит, по порядку.Ясноедело,
не собирались. Но то что возможно - это уж, извините. Сами видели...
- Вы видели много невозможного. Точнее, смотрели, но видели ли-не
знаю. Наверно, вы меня не поймете. Просто поверьте - то, чтослучилось-
это и была буря, сбившая вас с пути. Ваши путизакончилисьнетак,как
должны были. И меня послали вас встречать. Могу лишь сказать - не бойтесь.
Все страшное уже позади.
Этого говорить, вероятно, не следовало. ДажеАрцеулов,несмотряна
овладевшую им апатию, почувствовал нечто вроде обиды. Степажебуквально
вскипел.
- Вот чего, батя!-новоеобращениесоответствовалотону.-За
политбеседу спасибо, но ялучшепойдунаружу.Глядишь,передсмертью
прихвачу с собой другого-третьего! Наслушался я этой поповщины!
Старик покачал головой:
- Вам уже ничего не сделать, Степан. Вамнезачемдажеждатьпулю.
Вот...
Он легко взмахнул рукой. И в то жемгновениевокругчто-тоначало
меняться. Стало теплее, повеяло весенним ветром, откуда-то донессялегкий
запахцветущегосада.Внезапнокаменнаянишазаспинойустарика
засветилась легким, елезаметнымсветом.Камень,вкоторомонабыла
вырублена,сталсветлеть,исчезать,превращаясьвзолотистыйтуман,
закрывавший проход.
- Дверь открыта, - бесстрастно произнес старик. - Входите!Отбросьте
сомнения. Многие жаждут, но не многие удостаиваются этого. Вы заслужили-
входите!
Арцеулов вспомнил, что ужевиделэтосквозьсеребряныйперстень,
сквозь льющийся из ночной темноты лунный свет. Светящаяся дверьвтемной
пещере. Только тогда - в видении - он стоял у прохода. И рядом был кто-то,
кого он тогда не узнал.
- Нет! - это отрубил Степа. - Спасибо, батя, но я уж здесь останусь.
Старик махнул ладонью, и все исчезло. Вместо золотистого тумана вновь
проступил грубый камень. Повеяло привычным зимним морозом.
- Чего же вы хотите? - в голосе старика чувствовалось удивление.
- Понять, - ответил Арцеулов. - Вы говорили о пути, который мы должны
были пройти. Что вы имели в виду?
- Не жалейте о нем. Он был не лучше и нехуже,чемутысячваших
сверстников. Он никогда не привел бы вас к этой двери.
- Это как? - вмешался Косухин. - Все мы, прошу прощения, там будем.
- Не все. Большинству придется много раз проходить путь,преждечем
они заслужат право войти сюда.
Косухин был сбит с толку. Отреагировал капитан:
- И все-таки. Вы говорили о том, что нам было суждено...
- Хорошо. Вы хотите знать об этом? Что ж, сейчас вы вспомните то, что
должно было произойти. Вспоминайте!
"Это как?" - подумал недоверчивый Степа, но тут же перед егоглазами
ясно встала картина - он, вместе с другими, провожает нахорошознакомом
черемховскомвокзалеотрядповстанцев,направляющийсяввосставший
Иркутск. Косухин стал вспоминать, кого же отправили на помощьктоварищу
Чудову, и вдруг сообразил - тогда, в начала января, вИркутскуезжалон
сам, Косухин. Он удивился, но тут увидел другуюкартину-онвходитв
Иркутск, но не в памятный ему, зимний, а в теплый,весенний,иподего
латаными сапогами хлюпают мартовские лужи.
А затем он увидел себя вэшелоне,мчащемсячерезтайгу.Мелькнул
перед глазами силуэт Казанского вокзала, а потом он вспомнил себя, ноуже
немного другого, в новенькой командирской форме, стоящимвпередишеренги
таких же молодых командиров, и товарищ Троцкий, пламенныйЛевРеволюции,
вручает ему орден, но не тот, сданный в особый отдел Сиббюро, а новенький,
и на его рукаве краснеет широкая нашивка.
А дальше воспоминания - ясные и четкие, словно все этодействительно
происходило, - нахлынулиразом.Косухинувиделсебявгустойтолпе,
запрудившей Главную площадь Столицы. Стояла ночь, горели костры, и на душе
было горько и тревожно. Он успел заметить у себя в руках большой венокиз
еловых веток с черно-красными лентами, накоторыхбылочто-тонаписано
свежей серебрянкой.
Затем перед глазами поплыли совершенно незнакомые картины-далекий
край - но не Сибирь, а что-то совсем другое.Тысячилюдейстачкамии
лопатами запрудили гигантскую долину, а вдали - контуры чего-то огромного,
что-то сооружается здесь.