В знойный полдень Кольцов лежал обнаженный в своей каюте, а Рыков пребывал в подобном положении в соседней. Окна, разумеется, были открыты.
Вдруг послышались шаги, и к Кольцову постучался помощник капитана.
- Пришел сотрудник местной газеты,
объяснил он, - хочет взять интервью у председателя Совнаркома.
Так как это программой поездки не предусматривалось, Кольцов сказал:
- Дай ему два раза по шее... И вдруг из соседней каюты послышался голос самого Рыкова:
- Один раз - достаточно.
Кольцов в свое время возглавлял целое объединение печатных изданий "Жургаз". Там устраивались званные вечера, куда приглашались знаменитости. Никаких кулис не было, все гости - в зрительном зале. И вот ведущий объявляет:
- Дорогие друзья! Среди нас присутствует замечательный пианист Эмиль Гилельс. Попросим его сыграть...
Раздаются аплодисменты, Гилельс встает со своего места, поднимается на эстраду и садится за рояль.
Затем ведущий говорит:
- Среди нас присутствует Иван Семенович Козловский. Попросим его спеть...
И так далее...
И вот во время какой-то паузы с места вскочил пьяный Валентин Катаев и провозгласил:
- Дорогие друзья! Среди нас присутствует начальник главреперткома товарищ Волин. Попросим его что-нибудь запретить...
Раздался смех и аплодисменты, а обидчивый цензор демонстративно покинул зал.
Катаев с юности был дружен с Юрием Олешей. В тридцатые годы они были знаменитые и богатые писатели. Как-то, гуляючи по улице Горького, они познакомились с двумя барышнями и ради развлечения пригласили их в ресторан "Арагви".
Там обоих писателей прекрасно знали, приняли с почетом и предоставили отдельный кабинет. Они заказали шампанского и ананасов. Катаев вылил две бутылки шипучего в хрустальную вазу и стал резать туда ананасы.
Одна из барышень сделала ему замечание?
- Что же это вы хулиганничаете?.. Что же это вы кабачки в вино крошите?..
В те годы Юрий Олеша сидел в своем любимом кафе "Националь" в компании друзей-литераторов. А за другим столиком, поодаль сидели еще два писателя и о чем-то очень горячо спорили. Один из сидящих с Олешей сказал:
- Вот эти двое - самые глупые среди нас. Это всем известно. И вот они ссорятся, спорят... Интересно, о чем?
Олеша тут же сказал:
- Они сейчас выясняют, кто глупее - Байрон или Гете... Ведь у них свой счет, с обратной стороны.
Будучи в Ленинграде Олеша подписал договор с местным отделением Детиздата. Он получил аванс и покинул издательство в 12 дня. А в 3 часа пополудни Юрий Карлович позвонил в Детиздат и потребовал к телефону директора.
Тот взял трубку.
- Я вас слушаю.
- Я подписал с вами договор. Требую внести в него поправки!
- Какие поправки? - встревожился директор.
- Читаю по прежнему тексту:. "Детиздат в лице директора - с одной стороны... и Юрий Карлович Олеша, в дальнейшем именуемый "автор"... Вот это надо изменить!.. - Как изменить? Зачем?..
- А вот так: ..."в дальнейшем именуемый Юра...". "Юра обязан"... "Издательство выплачивает Юре...", "Юра не в праве..."
Олеша говорил:
- В последнее время образовались "ножницы", некое несоответствие между сроком прохождения рукописи в издательстве и сроком человеческой жизни...
Будучи в Одессе Олеша лежал на подоконнике своего номера в гостинице. По улице шел старый еврей, торгующий газетами.
- Эй, газеты! - закричал Юрий Карлович со второго этажа.
Еврей поднял голову и спросил:
- Это откуда вы высовываетесь?
- Старик! - сказал Олеша, - я высовываюсь из вечности.
Когда пьеса "Дни Турбиных" с огромным успехом шла в Художественном театре, Булгакова одолевали всякого рода попрошайки, полагая, что теперь он стал миллионером. Вот записанный Ардовым рассказ Михаила Афанасьевича:
- Во время самого сладкого утреннего сна у меня затрещал телефон. Я вскочил с постели, босиком добежал до аппарата, снял трубку.
Хриплый мужской голос заговорил:
- Товарищ Булгаков, мы с вами незнакомы, но, надеюсь, это не помешает вам оказать услугу... Вообразите: только что, выходя из пивной, я потерял свои очки в золотой оправе! Я буквально ослеп! При моей близорукости... Думаю, для вас не составит большого урона дать мне сто рублей на новые окуляры?..
Я в ярости бросил трубку на рычаг, - говорил Булгаков, - Вернулся в постель, но не успел глаза сомкнуть, как новый звонок. Опять встаю, беру трубку. Тот же голос вопрошает:
- Ну, если не с золотой оправой, то на простые очки-то можете?..
Ардов рассказывал:
- Однажды Евгений Петров пошутил по моему адресу. Я был у него в гостях и позволил себе за столом прибегнуть к весьма крутому выражению. И тогда хозяин заметил:
- Витя, если бы вы сказали такое на обеде у леди Галифакс, то лорд Галифакс уронил бы монокль в борщ...
Илья Ильф говорил:
- Я открыл такую закономерность. Если журналисты стоят в редакционном коридоре, курят и беседуют на приличную тему, никаких женщин никогда рядом не бывает. Но стоит кому-нибудь сказать хоть одно непристойное слово, мимо непременно пробегает какая-нибудь машинисточка или секретарша... Если выразиться покрепче, тут уже появится женщина посолидней... А когда я, говорил Ильф, - в коридоре газеты "Труд" разразился длиннейшим матерным монологом, открылась дверь и передо мной появилась руководительница международного женского движения Клара Цеткин.
И Ардов подтверждал, что такой факт был.
Ильф и Петров были в Вене. Там их возили по городу и показывали достопримечательности. В частности продемонстрировали один из дворцов и объяснили:
- Это - особняк Ротшильда. Петров, привыкший к реальностям послереволюционной России, спросил:
- А что здесь теперь?
- Как что? - удивились австрийцы. - Здесь живет Ротшильд.
Ильф и Петров были в числе литераторов, посланных из Москвы на смычку железной дороги под названием "Турксиб". (Это описано в романе "Золотой теленок"). Вместе с ними был писатель Эммануил Герман, который публиковался под псевдонимом Эмиль Кроткий.
Там состоялся торжественный митинг с участием столичных гостей. Председательствовал какой-то местный партиец, которому подсказывали фамилии выступающих, и он возглашал:
- Слово имеет писатель Евгений Петров. Когда настала очередь Кроткого, партийцу сказали:
- Сейчас будет выступать писатель Эмиль Кроткий.
Председательствующий ничего не переспросил, но объявил буквально следующее:
- Слово имеет некто Милькин Крот.
На одном из заседаний литературного общества "Никитинские субботники" литературовед Гроссман выступал с докладом о биографии А. В. Сухово-Кобылина и в частности о загадочной смерти его любовницы француженки Симон Диманж, которую нашли убитой. С докладчиком вступил в яростный спор, присутствовавший там юрист, также носивший фамилию Гроссман. Это дало повод Эмилю Кроткому огласить такой экспромт:
Гроссман к Гроссману летит
Гроссман Гроссману кричит:
"Гроссман! где б нам отобедать?
Как бы нам о том проведать?"
Гроссман Гроссману в ответ:
"Знаю, будет нам обед;
В чистом поле под ракитой
Труп француженки убитой".
Не могу не привести тут еще одно четверостишие Кроткого, Эти строки были написаны, кажется, в годы войны, но в нашей стране так и не утратили актуальности:
Забыв законы гигиены,
Г..... питаются гиены.
С гиеной сходны мы в одном
И мы питаемся г.....
В двадцатые и тридцатые годы в Москве процветал такой писатель Соломон Бройде. Человек этот обладал выдающимися способностями, но не литературными, а коммерческими. А так как писательство в этой стране на долгие десятилетия стало единственно возможной формой частного предпринимательства, то Бройде и стал литератором.