Выпивка. Кайф.
– Все это вы могли найти на другом берегу, в Манхэттене.
– Солнце, пальмы, кинозвезды.
Расс рассмеялся:
– Да уж, в Лос‑Анджелесе этого хватает. Похоже, ваша жена вам многое позволяет. Отпуск в одиночку и все такое.
– Она знает, что я француз. Когда я дома, она свое получает. Миссионерская поза, десять дюймов. Она не жалуется.
– А если начинает жаловаться? Что вы тогда делаете?
С каменным выражением на лице он ответил:
– Одна жалоба – я пускаю в ход кулаки, две жалобы – разрезаю ее на части.
Я не выдержал:
– Ты хочешь сказать, что пролетел три тысячи миль только для того, чтобы полизать чью‑то дырку?
– Я француз.
– Для меня ты похож на голубого. Все лизуны – скрытые педики. Это доказанный факт. Что ты на это ответишь, говнюк?
Адвокат‑капитан встал и что‑то прошептал на ухо Рассу. Расс снова толкнул меня в бок. Дюланж смягчил выражение лица, расплывшись в улыбке.
– Мой ответ висит у меня между ног. Десять дюймов.
Расс сказал:
– Джо, вы должны извинить детектива Блайкерта. У него короткий запал.
– У него короткая сосиска. Как и у всех Гансов. Я француз. Я знаю.
Расс разразился громким хохотом, как будто услышал уморительную шутку в исполнении известного комика.
– Да вы юморист, Джо.
Дюланж снова показал язык.
– Я француз.
– Вы оригинал, Джо, но майор Кэррол сообщил мне, что вы избиваете жену. Это правда?
– А негры умеют танцевать?
– Конечно умеют. Вам нравится избивать женщин, Джо?
– Только если они сами напрашиваются.
– Как часто ваша жена на это напрашиватся?
– Она напрашивается на мой десятидюймовый каждую ночь.
– Нет, я имею в виду напрашивается на хорошую взбучку?
– Если я общаюсь с Джонни Редом и она вдруг начинает строить из себя умную, тогда она точно напрашивается.
– Вы давно дружите с Джонни?
– Джонни Ред – мой лучший друг.
– Он летал с вами в Лос‑Анджелес?
– В кармане.
Споры с пьяным психом стали меня утомлять. Я вспомнил Фрици и его конкретный подход к таким делам.
– Что за бред ты несешь, ублюдок? Хочешь, чтоб тебе как следует прочистили мозги?
– Блайкерт, хватит!
Я заткнулся. Адвокат свирепо на меня посмотрел; Расс ослабил свой галстук – сигнал, чтобы я замолк. Дюланж хрустел костяшками пальцев на левой руке. Расс положил на стол пачку сигарет – старый прием следователей под названием «я – ваш друг».
Француз сказал:
– Джонни Ред не любит, когда я курю без него. Принесете Джонни, я закурю. В компании с Джонни я быстрее во всем сознаюсь. Спросите католического капеллана в Норт‑Пост. Он как‑то сказал мне, что, когда я иду исповедоваться, от меня пахнет Джонни.
Мне стало казаться, что капрал пахнет как шизофреник, жаждущий внимания. Расс заметил:
– Признания, сделанные в пьяном виде в суде недействительны. Но я вот что вам скажу, Джо. Вы убедите меня в том, что убили Бетти Шорт, и я позабочусь, чтобы Джонни полетел вместе с нами в Лос‑Анджелес. В течение чудесного восьмичасового перелета вы сто раз успеете возобновить вашу дружбу. Что скажете?
– Скажу, что порубил Орхидею на части.
– А я скажу, что вы этого не делали. И что вы с Джонни еще какое‑то время побудете врозь.
– Я порубил ее на части.
– Как?
– Отрубил ей сиськи, распорол рот от уха до уха, а потом разрубил ее пополам. Хрясь. Хрясь. Хрясь.
Расс вздохнул.
Хрясь. Хрясь. Хрясь.
Расс вздохнул.
– Давайте вернемся назад, Джо. Вы вылетели из Форт‑Дикс в среду, восьмого января, ночью того же дня приземлились в Кэмп‑Макартур. Вот вы с Джонни в Лос‑Анджелесе, полные решимости покутить. Куда вы отправились сначала? Голливудский бульвар? Сансет‑стрип? Пляж? Куда?
Дюланж захрустел костяшками пальцев.
– В салон татуировки «Натан Парлор», на Норт‑Алворадо, 463.
– Что вы там делали?
Безумный Джо закатал правый рукав. На руке был вытатуирован раздвоенный змеиный язык, под которым стояла надпись «Французик». Джо сжал бицепс, и татуировка вытянулась. Он сказал:
– Я француз.
Миллард применил тактику внезапной смены настроения.
– А я полицейский. И мне все это начинает надоедать. Когда мне совсем надоест, в дело вступит детектив Блайкерт. Детектив Блайкерт в свое время входил в десятку сильнейших боксеров‑полутяжеловесов, и он далеко не мягкий человек. Ведь так, напарник?
Я сжал кулаки.
– Я – немец.
Дюланж засмеялся.
– Он напрасно потратит время. Нет Джонни, нет признания.
Я чуть не кинулся на него. Расс схватил меня за локоть и, крепко сжав, обратился к Дюланжу:
– Джо, предлагаю сделку. Сначала вы убедите нас в том, что вы действительно знали Бетти Шорт. Сообщите нам факты. Имена, даты, описания. Сделаете это, и я гарантирую, что во время перерыва вы сможете вернуться в камеру и увидеться с Джонни. Идет?
– Джонни ноль пять?
– Нет, с его старшим братом – Джонни ноль девять.
Француз взял пачку сигарет и вытащил одну; Расс поднес ему зажигалку. Дюланж картинно затянулся и вместе с дымом выдохнул:
– После того салона татуировки мы с Джонни поехали на тачке в центр и сняли там комнату. В гостинице «Гавана», на девятой и Олайв, десятка за ночь, с огромными тараканами. Они подняли невообразимый шум, и мне пришлось их утихомирить, понаставив везде ловушек. Это их успокоило. Мы с Джонни легли спать, а наутро пошли искать дырку. В первый день не повезло. На следующий день я нашел себе на автобусной остановке эту филиппинскую сучку. Говорит мне, что ей надо добраться до Сан‑Франциско, поэтому я предлагаю ей пятерку, чтобы обслужила меня и Джонни. Но она заявляет, что за двоих минимум десятка. Тогда я начинаю убеждать ее, что Джонни будет вести себя как ягненок и что платить надо мне. Мы возвращаемся в гостиницу, и тут изо всех щелей опять вылезают тараканы. Я знакомлю ее с Джонни, говорю, что он начнет первым. Она пугается, говорит: «Ты что, Джек‑потрошитель?» Я отвечаю, что я – француз и что она о себе возомнила, думает, что может кинуть Джонни Реда? К этому времени тараканы уже разошлись вовсю, ревут как негры. Филиппинка говорит, что у Джонни слишком острые зубы, так что спасибо, не надо, и убегает пулей. Мы с Джонни в обломе до субботы. Хотим трахаться, хоть убей. Идем с ним на Бродвей, у меня на куртке все эти нашивки – дубовые ветки, серебряная звезда, бронзовая звезда, еще за японскую кампанию. Я словно какой‑нибудь генерал Джордж Паттон, только еще круче. Мы с Джонни подходим к этому бару, «Ночная Сова». Тут вплывает Орхидея и Джонни мне говорит: «Да, сэр, это она и есть, никаких сомнений, сэр».
Дюланж затушил сигарету и потянулся к пачке. Расс делал отметки в блокноте; я начал соотносить время их встречи и местонахождение этого бара, которое я помнил еще по работе в патрульно‑постовой службе. Он располагался на 6‑й и Хилл – в двух кварталах от гостиницы «Билтмор», той самой, возле которой Рыжий Мэнли высадил Орхидею в пятницу, десятого января. Рассказ Француза, несмотря на его бредовость, начинал приобретать черты правдоподобия.
Расс спросил:
– Джо, ты говоришь про ночь с субботы одиннадцатого на воскресенье двенадцатого?
Дюланж закурил еще одну сигарету.