Она едва владеет собой, говорит с паузами:
– Вот вы… вы знаете жизнь, реальную… Скажите, была я права? Толя называл меня «вечная пионерка»… Я с ним теперь все разговариваю, разговариваю… ночи напролет, чтобы понять… Все спрашиваю и спрашиваю. Иногда мне кажется, я его слышу, он говорит… ужасные вещи. Если бы не твои железные принципы… ты по уши в иллюзиях… Если бы не ты, я не убегал и был бы жив. Может быть, – переходит она на шепот, – я неверно жила и думала? А правы те… другие?..
Знаменский молчит. Он может сказать, что все случившееся с Артамоновым – аргумент ее правоты. Но назидательные слова здесь не к месту.
– Нет, не надо! – отшатывается Артамонова. – Я должна сама… все решать сама!
Пал Палыч молча наклоняет голову и осторожно прикрывает красиво обитую дверь квартиры.
* * *
Туго движется расследование, ох, туго! Вот Кибрит беседует с председателем совета, утверждающего ассортимент художественно-прикладных изделий.
Кабинет его сочетает черты административного стиля с небольшой выставкой образчиков продукции: керамика, дерево, чугунное литье, плетенье из соломки. Председатель передает Кибрит четыре металлические пластины с заурядной чеканкой, на которых болтаются круглые сургучные печати УВД.
– Возвращаю в целости.
– И что скажете?
– Наше производство. Месяц назад партия пошла в торговую сеть. Сюжет, пожалуй, не из лучших, но как декоративное пятно в интерьере… – Он отставляет чеканку на край стола и прищуривается.
– Нас волнует не столько сюжет, сколько возможность махинаций вокруг, – усмехается Кибрит.
– Комбинат чист! Недавно закончилась комплексная ревизия – полный ажур. Если обещаете вернуть, дам экземпляр акта.
– Вернем. Еще меня просили узнать: этот цех, – ока указывает на чеканку, – не в области?
– В городе.
– А за городом есть у комбината склады, базы, филиалы?
– Нет, все здесь…
Эти же не оправдавшие надежд Пал Палыча экземпляры чеканки лежат на столе в следственном кабинете. В сборе вся троица.
– А все-таки! Ладно, что понавешаны дома. Ладно, у любовницы. Но на кой шут вез еще в машине четыре штуки? Причем одинаковые и без торговых ярлыков!
– Ну, купил и вез, – возражает Томин. – Может, он их дарил. С подарков всегда цену сдирают.
– Если купил для подарка – в магазине завернули бы в оберточную бумагу, а не в газету.
– А какая газета?
– «Сельская жизнь» от двадцать пятого мая, – уточняет Кибрит.
– «Сельская жизнь»… Кстати, о селе. Мне не приснилось, что ты брала пробы грунта с колес?
– Я с этими пробами уже людей замучила, Шурик! Сначала ведь ориентировались на Калужское шоссе. Ну и никакого толка. Если же танцевать от Киевского, то есть одно похожее место.
– И скрываешь от следствия! – обрадованно восклицает Пал Палыч.
– Нет, рассказываю, но перебивают.
– Молчим, – смиренно складывает руки Томин.
– Только не ждите чудес! В грунте обнаружилась примесь химиката, который употребляют в борьбе с дубовым шелкопрядом. Районный лесопатолог участ…
– Кто?
– Лесопатолог, Шурик. Лесной врач. Он участвовал в экспертизе и начертил примерную схему. – Кибрит достает из папки лист машинописного формата. – Вот смотрите: шоссе. Это лесной массив, который в прошлом году обрабатывали с самолета. До него километров семь. – Она обводит большое заштрихованное пятно, вытянутое вдоль шоссе. – Здесь поле и сосновая роща. А вот проселочная дорога. – Кибрит показывает направление, перпендикулярное шоссе.
– Через рощу, через поле в зараженный массив? – прослеживает Пал Палыч дорогу. – А дальше?
– Дальше – увы! После дубняка она разветвляется, след потерян.
– Единственная дорога на этом участке? – перепроверяет Томин.
– Единственная проезжая для легковушек.
– Ага… Тогда здорово, братцы! Мы знаем место, где деньги выехали на шоссе!
– Но откуда выехали?.. Надо прикинуть на карте этот поворот и радиус поиска. Придется отрабатывать объект за объектом: поселки, предприятия…
Томин вскидывается.
– Ох, долго! Пока мы набредем на ту шарашку, ее по кирпичику разнесут. Время, Паша, время!
– Что ты предлагаешь? Не вижу, кого еще допрашивать и о чем. Связи Артамонова не доработаны.
– Нет у него больше связей! – в сердцах восклицает Томин. – Копай вглубь те, которые есть!
– Без драки! – вмешивается Кибрит.
Томин переходит на вкрадчивый тон.
– Слушай, Паша, предложу-ка тебе одного старичка. По профессии часовщик. Когда стал прихварывать, устроился завтехотделом в контору по ремонту часов. Три года на пенсии. Очень прелестный старичок!
– Чем?
– Во-первых – А. П. Во-вторых, имеет собачку, родную дочь артамоновской Фанты.
– А, опять ты с Щепкиным!
– Опять. Купи, Паша, недорого отдам!
– Пал Палыч, берегись, – шутя отговаривает Кибрит. – Сплавляет лежалый товар.
– Лежалого не берем.
– Начальник, обижаешь! Нет, серьезно. Он за свои семьдесят пять лет ни разу не привлекался. Но, думаю, и участвовал и состоял. Вперемежку с часовым делом немало крутился в артелях, знакомства могли сохраниться – ого-го! Мне он понравился с первого взгляда.
– Тебе много кто нравился, – припоминает Кибрит. – И обойщик дверей, и шурин, и какой-то еще беглый на даче.
– Саша, допустим даже, что все на свете ему известно. Дальше? «Присаживайтесь, пожалуйста, товарищ Щепкин, – говорю я. – Будьте любезны, просветите. Нам надо бы узнать следующие фактики». Или как?
– Нет. Будьте любезны, товарищ Щепкин! – Томин произносит фразу с категорической, не допускающей возражения интонацией. – Не на цыпочках, а с ходу, прыжком! Не «надо узнать», а «мы знаем»! Чем мы рискуем, в конце концов?! Твоя чеканка, Зинин поворотик и мой старичок. Ну? Идет?
* * *
Положив руки на набалдашник антикварной трости, Щепкин, элегантный старый джентльмен, скептически наблюдает за разыгрываемым перед ним спектаклем.
Пал Палыч и Томин тщательно отрепетировали решающий «прыжок». Они очень заняты и пока не обращают на Щепкина ни малейшего внимания.
– Оформи в срочном порядке! – Знаменский передает Томину некий бланк.
– Понял, – серьезно отвечает тот, вынимая из портфеля запечатанную и опломбированную картонную коробку. Он водружает ее перед Знаменским. – Я пару звоночков, не возражаешь?
Пал Палыч делает великодушный разрешающий жест. Томин пристраивается так, чтобы видеть Щепкина в профиль, придвигает телефон и несколько раз набирает внутренний номер.
– Занято и занято! – ворчит он и отстраняет трубку от уха, чтобы были слышны короткие гудки.
Возясь с телефоном, он наблюдает за Щепкиным. Его задача уловить, какова будет реакция на содержимое коробки.
А Пал Палыч целиком поглощен ее распаковыванием. Вооружился ножницами, разрезает веревочки, неспешно снимает печати. Достает из коробки плотный опечатанный пакет. Сосредоточенно вскрывает его и стопкой выкладывает на стол чеканки, изъятые из машины Артамонова.
Процедура с распломбированием и распечатыванием невольно вызвала внимание и некоторую настороженность Щепкина. А поскольку следователь на него не смотрит, будто забыл, то самоконтроль у старика ослаблен, и при виде чеканки он на мгновение меняется в лице. Томин это засекает. И когда Знаменский, убрав со стола всю тару, оборачивается к нему, Томин кладет трубку и подмигивает: сработало!
Пал Палыч усаживается против Щепкина и спрашивает весело и напористо:
– Как вам нравятся эти изделия, Алексей Прокопыч?
– Я к подобным штукам равнодушен, – неторопливо откликается Щепкин.