Только
теперь Ксения Арцеулова была одета не в полушубок, как тогда, угаснущего
таежного костра, а в новенькую черную офицерскую форму, инаеемундире
сверкал серебром Георгиевский крест.
Степасглотнулиосторожношагнулвперед,очутившисьусамого
зеркала. Лицо Ксении не изменилось, серые глаза смотрели прямо, и от этого
взгляда Косухину стало не по себе.
- Здравствуйте... - прошептал он, но лицо женщины осталось недвижным,
даже глаза, как успел заметить Косухин, ни разу не дрогнули. Степа намиг
зажмурился - а когда вновь взглянул, лицо женщины уже исчезло, словновсе
виденное попросту померещилось.
- Фу ты... - успел лишь выдохнуть Косухин, нотутжевновьзамер.
Зеркало было пустым. Он сам - Степан Косухин - в нем не отражался.
Степа бросился вперед, чуть не ткнувшись в стеклолбом,ногладкая
поверхность отражала лишь пустое купе с горящим ночником. И тут, откуда-то
из глубины, стало медленно проступать чье-то лицо. Степазакусилгубуи
заставил себя не двигаться. Лицобыломужским-итожезнакомым.На
Косухина смотрел профессор Семирадский-почтитакойже,какимСтепа
помнил его при жизни, только глаза Глеба Иннокентьевича, обычно веселыеи
беспокойные, были теперь странно недвижны и тусклы. ИтутКосухинначал
что-то понимать.
- Что... что случилось? - прошептал он, словно те, за зеркалом, могли
его услышать. Лицо Семирадского дрогнулоиначалонаглазахменяться.
Волосы ибородапотемнели,густыебровисдвинулиськпереносице,и
Косухину показалось, что он вновь стоит на лютом январском морозепосреди
старого кладбища. Сквозь зеркало на него смотрел генерал Ирман - такой же,
каким видел его Степа в последний раз, и даже на бородатом лице, казалось,
лежали все те же нетающие снежинки.
- Что... случилось? -елеслышноповторилКосухин,ноИрманне
ответил.
Мертвоебородатоелицоначаломедленноисчезать,растворяясьв
полумраке...
Еще мгновение зеркало оставалось пугающе пустым,азатемнеуспел
Степа и моргнуть, как там появилосьто,чемуинадлежалобыть-его
собственноерастерянноеибледноелицосовзъерошеннымиволосамии
закушенной нижней губой. Степа отшатнулся ибезсилопустилсянакрай
койки.
- Ну все, пора к фельдшеру! - проговорил он вслух, надеясь, чтозвук
собственного голоса немного подбодрит. Отчасти это помогло. Косухинвновь
раскурилпотухшуюпапиросуизаставилсебядокуритьеедоконца,
поглядывая в темное окно.
Уже не впервые Степанзамечал,чтоснимопределенноневсев
порядке. Привыкший к ясности разум отказывался восприниматьтакое.Проще
всего было приписатьвсенепонятное,творившеесявпоследниемесяцы,
чему-товполнематериальному-последствиюраненийиликакой-нибудь
перенесенной на ногах контузии, подобнотой,чтосвалилаАрцеулова.
В
конце концов не исключались и презираемые Степой нервы, ибо, как к нимне
относись, но имелись они не только у барышень, но и у красныхкомандиров.
Сейчас, в пустом купе, ему попросту могло померещиться. Можно былозабыть
и по возвращении отправиться в медицинскую часть.
Пусть так - зато все остальное было на самом деле, и тут уженикакой
врач не мог помочь. Мертвый Ирман, ночь взаброшеннойцеркви,старикв
пещере, командир Джор - все это было. Был и Шекар-Гомп - тело ещепомнило
удары тока, а передглазамитоиделовспыхивалстранный,жуткийи
одновременно зовущий свет гигантского рубина.Значит,надоисходитьиз
реальности, как ни противилось этому все Степино естество.
"Аеслитак?-вновьивновьсоображалКосухин.-Еслия
действительно видел... Ксения, Семирадский, Ирман... Зачем?"
Ответ был один. Они - по своей либо по чьей-то иной воле -приходили
о чем-то сообщить. Сообщить - или предупредить... Иоченьжаль,чтона
большее Степина фантазия была неспособна...
Степа лег, выключил ночник и, усилием воли заставив себя ни о чемне
думать, заснул мертвым сном без сновидений...
Утро было ярким,заокномужемелькалипротянувшиесянамногие
километры парижские пригороды, и Косухин поспешил привести себя в порядок.
У него будет время подумать обо всем. Сейчас - Париж...
...Толпазапрудилаперрон,ноВалюженичаонузналсразу.Тэд,
наряженный в совершенно буржуйского видаклетчатыйкостюмсрозаномв
петлице, стоял рядом с каким-то пухлым коротышкой и,вытянувхудуюшею,
всматривался черезпоблескивающиестекляшкиочковвокнатормозящего
состава. Степа радостно рассмеялся и помахалемусквозьоткрытоеокно.
Валюженич заметил, подпрыгнул отнеожиданностииустремилсякдверям,
возле которых уже толпились встречавшие.
- Оу! Стив! Айэм...тоесть...Глэд...Бардзо...-американец
беспомощно пытался составить приветственную фразу сразунатрехязыках,
хлопая Степу по спине и кривя в радостной усмешке физиономию. Наконец,он
выдохнул воздух и произнес:
- Товарищ Косухин! Позвольте...э-э-э...витатьтебявПариже-
метрополи оф будущей мировая революция!
- Вот это хорошо! - солидно одобрил Степа. - Ну,привет,акэолоджи!
Как ты тут, среди буржуев, не закис?
Между тем оказавшийся тут жепухлыйтолстячокужетянулнасебя
Степин чемодан. Тэд помог отнять чемодан усопротивлявшегосяКосухинаи
кивнул:
- Стив, это есть май френд Шарль Карно - потомственный пролетарий...
Степасизумлениемвзглянулна"потомственногопролетария",но
коротышка Шарльулыбалсястольвесело,чтоКосухинрешилпокудане
углублятьсявклассовыепроблемы,крепкопожалмаленькуюладошку
"пролетария",послечеговсетроесталипродиратьсячерезтолпук
подземному переходу.