Уж не знаю, какими судьбами она затащила меня в их так называемый музей с заспиртованными младенцами в банках, но впечатлений от той экскурсии мне хватит на всю оставшуюся жизнь. А более всего тогда меня потрясла мысль, что теоретически заспиртованным младенцем могла быть и я, просто мне выпал другой, счастливый билет. И вот теперь, когда я стала взрослой и самостоятельной особой (по крайней мере, так считалось еще совсем недавно), судьба, словно в насмешку, сунула меня в стеклянную банку для анатомических препаратов. Смотрите, изучайте!
— ..Прошу вас, — голос Ангелочка вырвал меня из моего псевдофилософского забытья.
Ангелочек стоял возле белого «жигуля» довольно затрапезного вида, припаркованного у подъезда, и даже успел гостеприимно распахнуть заднюю дверцу.
— А где же мигалки и дуделки? — праздно поинтересовалась я.
— Скромность украшает профессионалов, — позволил он себе вяло отшутиться.. Между прочим, первый раз за все время нашего общения.
Я кисло улыбнулась и послушно протиснулась в салон.
В «жигуле» стоял какой-то нежилой дух, если такое можно сказать о машине, и еще там было холодно и бесприютно.
Ангелочек повернул ключ в замке зажигания, на что «жигуль» ответил коротким скрежетом под капотом и умолк.
— Остыл, — резюмировал сомовский помощник. — Придется разогревать.
На «разогрев» ушло минут семь, в продолжение которых мы не сказали друг другу ни слова. Наконец машина вырулила со двора, не очень уверенно, потому что ее здорово заносило на льду.
Новые расспросы начались уже за пределами Кольцевой дороги, я сама их спровоцировала, когда попыталась выведать, где находится конспиративная квартира, на которой мне как важному свидетелю предстояло скрываться от опасности.
— Тут недалеко, — загадочно ответствовал Ангелок и погрузился в задумчивость. Правда, непродолжительную. — А вы… вы догадываетесь, что искали в вашей квартире? — осведомился он.
— Понятия не имею. — Если я и кривила душой, то самую малость.
— Но помните, вы же сами сказали, что им нужны были не деньги и не драгоценности? — Ангелочек вдруг занервничал, и, что самое неприятное, это отразилось на качестве его вождения. Машина задергалась и чуть не сползла в кювет.
— Осторожно! — вскрикнула я.
— Черт, ну и гололед, — ругнулся Ангелочек.
А по-моему, проблема была не в гололеде, а в чем-то другом.
— Тогда что можно искать в вашей квартире, если не деньги? — допытывался он. Лучше бы за дорогой следил.
— Да откуда мне знать, что они искали! — огрызнулась я. — Просто, если вы еще не заметили, я не внебрачная дочь Рокфеллера, а посему грабить меня бессмысленно. Вот я и позволила себе предположить, что это связано с Парамоновым, с его приездом, исчезновением… ну что там с ним еще стряслось…
— Это понятно, но что конкретно они искали? Бумаги какие-нибудь, документы? — Ангелочек лихо крутанул баранку влево, и мы съехали с шоссе на какую-то нечищеную дорогу. «Жигуль» сразу попал в колею и запрыгал по ухабам, как заяц.
Не мешало бы молодому да раннему помощнику Сомова хоть немного сбросить скорость, подумала я и даже собиралась довести эту мысль до него, да только не успела — въедливый Ангелочек заткнул мне рот новым вопросом. Впрочем, он был новым исключительно в хронологическом порядке.
— Так что они все-таки искали, неужели нет никаких предположений?
Вот пристал, такое ощущение, будто он меня в чем-то подозревает! Ну это уж слишком.
— Я не видела Парамонова десять лет, десять, — повторила я по слогам, — и у меня от него ничего не осталось, ни-че-го, даже воспоминаний. Хотя нет, находила я года два назад одну вещицу.
— Какую вещицу? — несчастный Ангелочек так взволновался, что чуть баранку из рук не выпустил.
— Его безрукавку, — усмехнулась я. — Я случайно нашла ее в старом барахле и выбросила в мусоропровод.
— И все? — разочарованно протянул Ангелочек.
— Конечно, — подтвердила я, — а посему страдаю я ни за что. Все, включая и вас, почему-то считают, будто я Парамонова чуть ли не под юбкой прячу, а я до недавнего времени даже не знала, что он умотал в Америку.
Кажется, Ангелочек мне не поверил. По крайней мере, в его взгляде, который я поймала в зеркале заднего вида, читалось нескрываемое подозрение. И вообще я стала замечать в нем все больше странностей.
А тут еще он выругался, крепче чем полагается в присутствии женщин. Я хотела было возмутиться, но потеряла дар речи, увидев, как прямо на нас катит грузовик. Ангелочек резко вывернул машину вправо, она накренилась, а потом перевернулась. Все произошло так быстро, что я даже испугаться не успела. И сознания не потеряла. А машина продолжала плавно катиться на крыше, вниз по заснеженному склону, а вместе с нею и мы с Ангелочком. Вверх тормашками. Я попыталась открыть дверцу, но у меня ничего не получилось.
Глава 8
МНЕ НЕ ХВАТАЕТ РОМАНТИКИ
— Эй! — окликнула я Ангелочка, с опозданием сообразив, что все еще не знаю его имени.
Он не ответил.
Мне стало не по себе: а вдруг он пострадал серьезнее, чем я?
— Ты хотя бы жив?
Ни звука, ни стона.
У меня мурашки по коже пробежали, сначала туда, потом обратно. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы дверца, которую я безуспешно пыталась открыть, вдруг не распахнулась. Сама, без всякого моего участия. А уже в следующее мгновение я увидела круглую физиономию Самуила Аркадьевича Палтуса, того самого частного сыщика, который навещал меня накануне.
— Двигаться можете? — участливо и деловито осведомилась голова Палтуса.
— Д-да… — лязгнула я зубами.
— Я вам помогу. — Сыщик протянул ко мне руки.
— Н-не надо, я сама. — Я решительно пресекла его попытки, живо представив, за какую часть тела он будет меня тянуть: я ведь все еще упиралась головой в крышу «жигуля». — Лучше ему помогите, мне кажется, он ранен.
Как только круглая физиономия Палтуса исчезла, я, по-старушечьи покряхтывая, выбралась из салона автомобиля, пятясь задом, как рак. Твердой земли под ногами я так и не ощутила, поскольку сразу же провалилась в снег чуть ли не по пояс, и все равно это было просто несказанно приятно. Вот только колени у меня дрожали.
А Самуил Армадьевич, пыхтя и отдуваясь, вытащил из машины Ангелочка и расположил его возле меня. В лице Ангелочка не было ни кровинки, а в белокурые кудри набился снег.
— Он… он мертвый? — Я испуганно уставилась на Самуила, который отряхивал снег со своего пижонского плаща.
— Живой он, живой, — заверил он меня и поправил кашне, — но на вашем месте я бы не слишком этому радовался.
— П-почему? — Меня била дрожь, то ли от холода, то ли от пережитого страха. — Ч-что в-вы хотите эт-тим сказать?
Самуил оглянулся на дорогу, с которой мы с Ангелочком так удачно спланировали — для меня, а не для него, и спросил:
— Что у вас с ногами?
— Д-да вроде бы н-ничего, — пожала я плечами, — просто они меня не держат, как бы подогнулись, и все…
— Подогнулись? — Самуил нахмурился. — Значит, вы не можете идти? — Я и глазом моргнуть не успела, а он уже подхватил меня под мышки. — Попробуйте подняться, я вас подстрахую…
— Вы бы лучше о нем позаботились. — Я покосилась на распростертого на снегу Ангелочка.
— Позаботимся, непременно позаботимся, — пообещал Самуил, выволакивая меня из сугроба. — Позвоним с первого же телефона и вызовем «Скорую»…
— Как это с первого телефона? — возмущенная сверх всякого предела, я оттолкнула Палтуса от себя, и он рухнул в тот самый сугроб, из которого только что извлек меня.
— Чего вы пихаетесь? — От обиды голос Самуила задребезжал, как крышка на кипящем чайнике. — Пихается еще.