И все же в один из таких вечеровМарчер
напомнил Мэй Бартрем, что не получил ответ на вопрос, который задал во время
разговора, отметившего последний день еерождения."Чтоспасаетвас?"-
спросил он тогда, имея в виду - спасает от угрозыпрослытьнетакой,как
все. Пусть она права, и он лишь оттого не привлекает ксебевнимания,что
важнейшую сторону своей частной жизни устроил по образцу большинства мужчин,
то есть, довольствуясь малым, заключил своего рода союз с женщиной, не более
примечательной, чем он сам, - но вот как она ухитрилась не привлечьксебе
внимания,ипочемутакойсоюз,всем,конечно,известный,невызвал
кривотолков?
- А я не говорила, что кривотолков не было, - сказала Мэй Бартрем.
- Ах, так! Значит, вы-то не были "спасены".
- Мне это безразлично. Если вы нашли свою женщину, тоянашласвоего
мужчину, - ответила она.
- Стало быть, вас такое положение устраивает?
Она помедлила с ответом.
- Оно устраивает вас,такпочемубы,потемпростымчеловеческим
понятиям, о которых мы говорили, оно не должно устраивать и меня?
- Понимаю. "По простым человеческим понятиям", из которых вытекает, что
вам есть для чего жить. То есть не только для меня и моей тайны.
Мэй Бартрем улыбнулась.
- По-моему, из этого совсем не вытекает, что я живу недлявас.Речь
идет как раз о моей с вами близости.
Он понял ее реплику и рассмеялся.
- Ну да, ну да, но если, как вы говорите, я для всех окружающихвполне
зауряден, вы для них тоже заурядны, не так ли? Вы помогаете мне слытьтаким
же; как все. А если ятакой,каквсе,вашарепутация,считаетевы,в
безопасности. Правильно я вас понял?
И опять она помедлила, но ответ ее был достаточно ясен:
- Правильно. Только это и важно для меня - помочь вам слыть таким,как
все.
Он не поскупился на слова благодарности:
- Как вы добры ко мне! Как великодушны! Не знаю,какидоказатьвам
свою признательность.
И снова, уже в последний раз, она задумалась, словно выбирала ответ. Но
ее выбор был предрешен.
- Будьте верны себе, вот и все.
И он остался верен себе, все шло как всегда, и на этот разтакдолго,
чтонаступил,немогненаступитьдень,когдаонивновьпопытались
проникнуть в душевные глубины другдруга.Казалось,ихнервытребовали,
чтобы время от времени оба опускали лот вэтиглубины,стараясьизмерить
бездну, обычно скрытую помостом, достаточно прочным, хотя и шаткимсвиду,
пороюдажевздрагивающимподнапоромвоздушныхвихрей.Ктомужев
отношениях Марчера с Мэй Бартрем появился новый оттенок из-заеенежелания
опровергнуть укор, будто она не решается поделиться снимсвоейдогадкой,
укор, который вырвался у него к концу последнего и едва ли не самого прямого
их разговора.
Он тогда вдругпочувствовал-оначто-то"знает",что-то
плохое для него, такое плохое, что не смеет рассказать ему об этом.Наего
слова - все, очевидно, настолькоплохо,чтоейстрашно,какбыонне
догадался, - последовалуклончивыйответ,которыйтребовалнемедленного
прояснения, но Марчер из-за особойсвоейчувствительностинеосмеливался
снова подступиться к столь грозному предмету. Он ходил вокруг даоколо,то
приближаясь, то удаляясь; впрочем, беспокойство его умерялось сознанием, что
не может она "знать" ничего такого, чего не знал бы он сам. Источники знания
у обоих общие, разве что у нее восприимчивее нервы. Таковаприродаженщин:
если кто-то вызвал их интерес, ониулавливаюттакиетонкости,касающиеся
этогочеловека,которыесамонзачастуюуловитьнеможет.Нервы,
чувствительность, воображение - вот их дозорные и поводыри; что касается Мэй
Бартрем, ее несравненное достоинство как раз в том и состояло, чтоонатак
близко к сердцу приняла его судьбу. В эти дни он познакомился с чувством, до
тех пор, как ни удивительно, ему неведомым: все растущим страхом утратить ее
в катастрофе - в какой-то катастрофе, но не втойсамой.Этотстрахбыл
вызван отчасти внезапным и острым ощущением, что дружба с Мэй Бартрем сейчас
ему нужнее, чем когда-либо прежде, отчасти нынешней ее болезненностью, явной
и тоже совсем непривычной. Весьма характерно для внутреннейотстраненности,
которую он так долго и успешно в себевзращивал-собственно,этомуего
свойству и посвящен весь наш рассказ, - итак, весьма характерно, что вэтих
критических обстоятельствах с небывалой силой обострились егопредчувствия:
Марчер даже начал подумывать, не вступил ли он уже в пределы,гдевидими
слышим, осязаем, досягаем и полностью подвластен тому, что его подстерегает.
Когда тот неминуемый день наступил, и Мэй БартремпризналасьМарчеру,
что у нее есть основания опасаться серьезного заболевания крови,онощутил
тень близких перемен и ледяной холод катастрофы. И сразусталпредставлять
себе всяческие осложнения и несчастьяи,главное,думать,какойутратой
грозит ему недуг мисс Бартрем.Нотутвнем,какбывалоуженераз,
зашевелилось чувствосправедливости,ион,пообыкновению,порадовался
этому: значит, и сейчас его в первую голову волнует миссБартрем,которая,
быть может, столь многого лишится... А вдруг она умрет, так и не узнав,так
и не увидев?.. Было бы слишком жестоко задать ей этот вопрос сейчас, в самом
начале недуга, но себе Марчер задал егонемедленноисбольшойгоречью,
глубоко сострадая мисс Бартрем из-за возможности такого исхода. Иеслиона
"знает" в том смысле,чтоееосенилонекое-какбыэтоназвать?-
неопровержимое мистическое откровение, от этого,разумеется,нелегче,а
даже тяжелее, ибо, так давно и так полно разделив с нимлюбопытствокего
судьбе, она положила это любопытство краеугольным камнемсвоейжизни.Мэй
Бартрем жила, чтобы увидеть все, что должна была увидеть, икакмучительно
ей будет уйти, прежде чем предвиденное сбудется! Эти размышления, как яуже
сказал, освежили великодушные чувства нашегоджентльмена,однакосходом
времени он обнаруживал в себе все большую растерянность.