Три тонны за пустяковую информэйшн. Эта и еще две. Мало?
– Повторяю. Я… этим… не занимаюсь.
– А раньше занимался. И неплохо.
– Что было, то прошло. До свидания.
– Так и передать?
Юрисконсульт вернулся и сел за стол. Помолчал, глядя в окно.
– Откуда ему про меня известно? – спросил он.
– Справки навел.
– У кого?
– Значения не имеет.
– Для меня имеет.
– Ну, хорошо. Три года тому ты у его знакомого в конторе работал.
– Вы.
– Что?
– Вы, а не ты. Я из другого кооператива.
Посетитель встал, собрал деньги в бумажник.
– Извините за беспокойство, – чувствовалось, с каким трудом дается ему вежливое обращение. Он достал ручку с золотым пером, записал телефон прямо на обоях у окна. – Если ВЫ передумаете, позвоните по этому номеру. Он не торопится, до завтра может подождать.
Вишневых «волжанок» в городишке было немного. Может, поэтому машина недавнего тогда выпускника горно‑механического факультета Плехановки Алика Севостьянова и привлекла внимание тех двоих в плащах, коим суждено было сыграть не последнюю роль в его судьбе.
– Куда ехать‑то? – бодро осведомился инженер, притормозив у обочины. До смены оставался час, но если им по пути – чего порожняком гонять?
– По центру покатаемся, – на пассажирское сиденье легла сторублевка, по тем временам немалые деньги.
– У меня сдачи нет.
– И не надо. Гони.
В сущности, можно было не спешить. За последствия прогула он не опасался – прочно сидел, будучи комсоргом и кандидатом на должность начальника участка. К негромким переговорам на заднем сиденье не прислушивался, рулил, повинуясь командам: «Направо… еще направо… теперь во‑он в тот переулочек сверни…» Только на третьем круге почувствовал: неладное затеяли. «Дадут еще по балде – и привет машине».
– Все, ребята… На смену пора.
– Смену мы твою, считай, оплатили, – хохотнул тот, что был постарше.
– С работы выпереть могут, – соврал Алик.
– А ты отпросись, – посоветовал молодой. – Скажи, бабка померла. А мы подождем. Месячным окладом обеспечим.
«С прииска ребята, – подумал Алик. Но на пятом круге пожалел о решении не выходить на работу. – Да ведь они к банку приглядываются!»
– Я на рудник мотнусь. Ребятам скажу, чтоб отметили, – попросил он, засовывая в карман восемь сотен, месячную свою зарплату.
Сегодня он уже не помнил, о чем думал, выжимая сто сорок по прямой асфальтированной дороге к руднику. Похоже, о долге перед обществом. А может, и просто испугался: чего доброго, пришьют соучастие, поди тогда докажи. Не за понюшку табаку и загреметь недолго.
По настоянию пассажиров оставив машину в лесопосадке (далеко не уйдут на такой, да и не станут на угоне светиться, если задумали большее), Алик без стука ворвался в кабинет:
– Александр Маркович! Тут, значит, такое дело…
Старый мудрый директор выслушал его внимательно.
– Вот что, Алик, – резюмировал он, – перво‑наперво, не психуй.
Поезжай с ними, что остается делать‑то? Я свяжусь с кем надо.
И он поехал. Не боясь переиграть, демонстрировал любовь к легкому заработку, готовность услужить.
– Завтра ты как? – напоследок справился старший, когда, откатав часа два по разным адресам, пассажиры вышли на окраине поселка Майский.
Договорились встретиться в шесть утра на заправочной станции.
Всю дорогу от гаража до дома его одолевал рой вопросов: правильно ли поступил? Почему не перехватила милиция? Что делать дальше?.. Ответы на них были получены вскоре: на лестничной площадке его поджидал широкоплечий человек в штатском.
– Севостьянов?.. Позвольте войти.
Милиционер выслушал рассказ, пожевал ус. Уточнил приметы пассажиров, маршрут, содержание их беседы.
– Я все ждал, что вы их возьмете, – признался инженер.
– За что? Их с поличным брать нужно. Да и неизвестно пока, кто такие. Попробуем выяснить по твоему описанию.
– Что же делать?
Милиционер помолчал.
– Сделаем так. Ты головной убор носишь? – спросил он неожиданно.
– Кепка вот… а что?
– Завтра поезжай, как договорились, и жди. Когда подойдут, сними кепку, чтобы мы точно знали: это они. Ни о чем не думай и ничего не бойся. Просто сними кепку.
Алик выложил деньги на стол.
– Это что?
– Деньги, которые они дали.
– Ну и возьми себе. Ты же их заработал, – улыбнулся гость.
Сейчас, двадцать лет спустя, он уже по достоинству мог оценить широкий жест государственного мужа. Тогда же и в мыслях не держал, что его покупают за чужой счет – вторично за день.
Сколько он передумал в ту ночь! Убеждал себя, что не мог поступить иначе, радея о государственном добре и блюдя статью о недонесении; воображал себя героем; видел портреты на первых полосах газет; был во власти романтических представлений о работе сексота угро… Но где‑то глубоко в подсознании уже копошилась мыслишка о девяти сотнях, как о тридцати сребрениках, он гнал ее, а она возвращалась и не давала спать. Если и был страх, то никак уж не перед будущим. О будущем Алик не помышлял. Тем более о том, что эпизод этот способен перевернуть всю его жизнь.
В шесть утра он был на АЗС. Заправился, отъехал на стоянку и стал ждать. Вокруг – пугающая пустота, никого, кроме служащей АЗС да шофера бензовоза. А что, если его забыли, подставили.
Со стороны главной улицы приближались двое. Он узнал их издалека по наглухо застегнутым плащам военного кроя. У обоих – большие холщовые сумки через плечо.
Алик снял кепку…
Каким образом появились милиционеры, осталось для него загадкой и поныне. Этих двоих сбили с ног, навалились, связали и под нещадный мат и угрозы потащили к стремительно подкатившим на площадку «канарейкам».
К нему не подошел никто.
Никто не поздравлял, не благодарил, не жал руки – словно забыли, вычеркнули. «А я?.. Как же я?..» – отозвалось жгучей, непроходящей обидой.
Двое оказались рецидивистами в розыске. Под плащами у них были спрятаны автоматы с откидными прикладами, в карманах – неслыханное по тем временам дело! – по паре гранат. Они действительно собирались ограбить банк.
На очной ставке молодой крикнул в сердцах: «Я тебе говорил, грохнуть его надо было там, в посадке!» На что подельник, усмехнувшись, ответил: «Успеется, – и, посмотрев на Алика в упор, добавил: – Недолго ему землю топтать».
Дали им по восемь лет. Для инженера начались томительные дни… месяцы… годы в ожидании обещанной мести. Портрет его и в самом деле попал в газету, о нем заговорили в городе, на общем собрании коллектива вручили какую‑то грамоту ОВД.
А потом все смолкло.