Я все расскажу вам после...
- И ты отпустил его? Ты отпустил Хуана де Гарсиа? Пусть жепроклятие
божье лежит на тебе, сын мой Томас, до тех пор, пока ты не докончишь того,
что начал сегодня!
- Не проклинайте меня, отец, я уже сам себя проклял в душе. Поверните
лучше коней и скорее скачите в Ярмут, потому что он отправилсятудачаса
два назад. Там стоит его корабль. Может быть, выуспеетеегозахватить,
пока он не уплыл.
Не говоря больше ни слова, отецибраткруторазвернуликонейи
канули во мрак наступающей ночи.
Всю дорогу они мчались галопом. Кониунихбылидобрые,ичерез
полтора с небольшим часабешенойскачкионидобралисьдоЯрмута.Но
стервятник уже улетел. По его следам они бросились в портиузнали,что
совсем недавно он отплыл на ожидавшей его лодке к своему кораблю,который
стоял на рейде наякоре,заранеераспустивпочтивсепаруса.Приняв
испанца на борт, корабль тотчас отплыл и затерялся в ночи. Тогда мойотец
приказал объявить, что заплатит двести золотых монеттому,ктозахватит
убийцу, и два корабля пустились за ним в погоню.Ноонинеуспелиего
перехватить. Задолго до рассвета испанский корабль вышел в открытое море и
скрылся из виду.
Тем временем, когда отец ибратускакали,ясозвалвсехслуги
работников и объявил им о том,чтопроизошло.Затем,захвативфонари,
потому что стало ужесовсемтемно,мынаправилиськгустымзарослям
кустарника, где лежало тело моей матери. Я шел впереди, потомучтослуги
трусили. Я тоже боялся, сам не знаючего.Совершеннонепонятно,почему
мать, которая так нежно любила меня при жизни, теперь после смерти внушала
мне такой ужас? Тем не менее, когда мы пришли на место и когда я увиделв
темноте два горящих глаза и услышалтресксучьев,яедванеупалот
страха, хотя и знал, что это может бытьтольколисицаиликакая-нибудь
бродячая собака, привлеченная запахом смерти.
Наконец я приблизился к матери и подозвал слуг. Мы положилиеетело
на дверь, снятую для этого с петель,итаквпоследнийразмоямать
вернулась домой.
Эта тропинка навсегда останется для меняпроклятымместом.Стого
дня, как моя мать погиблаотрукисвоегодвоюродногобратаХуанаде
Гарсиа, прошло семьдесят с лишним лет; я состарилсяипривыкковсяким
ужасам, но все равно до сихнорнерешаюсьходитьэтойтропойодин,
особенно по ночам.
Я знаю, что воображение часто выкидывает с нами злыешутки,однако,
когда с год назад я отправился расставлять силки на тетеревов и очутился в
ноябрьских сумерках под тем самым дубом, готовпоклясться,чтовсяэта
сцена снова предстала предо мной. Я видел самого себя молодым парнем:моя
раненая рука все еще была повязана Лилиным платком. Ямедленноспускался
по склону холма, а за мной, сгибаясь под тяжестью страшной ноши, двигались
силуэты четырех слуг.
Как семьдесят лет назад, я снова слышал ропот волн и
шум ветра, который шептался с речным камышом.Явиделоблачноенебос
разбросанными понемуредкимитемно-синимипросветамииколеблющиеся
отблески фонарей на белой, вытянувшейся на двери фигуре с кровавымпятном
на груди. Да, да, я сам слышал,как,идявпередисфонаремвруках,
приказывал слугам взять правее, чтобы обойти выбоину, и странномнебыло
слышать свой собственный юношеский голос. Я знаю,хорошознаю,чтоэто
было только видение, но все мы - рабы своего воображения и всемыбоимся
мертвых, а потому даже мне страшно ходить по ночам по этой тропинке,хотя
я и сам уже наполовину мертвец.
Но вот мы дошли с нашей ношей до дома,гдеженщиныпринялиееи,
рыдая, приступили к последнему обряду. Мне пришлось бороться нетолькос
собственным отчаянием, но и заботиться о моей сестре Мэри; за нее я боялся
больше всего. Я думал, что она сойдет с ума от ужаса и горя, но подконец
онавпалавкакое-тооцепенение,аяспустилсявнизипринялся
расспрашивать слуг, сидевших в кухне вокруг очага.Втуночьниктоне
ложился спать.
От слуг я узнал, что примерно за час или чуть побольше до того, как я
встретился с испанцем, они видели на тропинке, ведущейкцеркви,богато
разодетого незнакомца. Он привязал своегоконясредикустовежевикии
дрока на вершине холма, некоторое время постоял, словно в нерешительности,
пока моя мать не вышла из дому, а затем начал спускаться следом за ней.Я
узнал также, что один из наших людей, работавших в саду,расположенномв
каких-нибудь трехстах шагах от того места, гдебылосовершеноубийство,
слышал крики, однако необратилнанихвнимания.Онрешил,чтотам
забавляется какая-то парочка из Банги, затеявшая обычнуюмайскуюбеготню
по лесу. Воистину в тот день мнеказалось,чтовесьнашдитчингемский
приход превратился в приют для дураков, среди которых первым и самым тупым
идиотом был я. Эта мысль с тех пор не раз приходила мневголовуужев
иных обстоятельствах.
Но вот пришло утро, и вместе с ним вернулись изЯрмутамойотеци
брат. Они прискакали на чужих конях, потому что своих загнали.Следомза
ними к полудню пришла весть, что корабли,отплывшиенапоискииспанца,
из-за шторма вернулись в порт, так и не увидев его судна.
Ничего не утаивая, я рассказал отцу все о моем столкновении с убийцей
матери и выдержал новый приступ отцовского гнева за то, что, зная о страхе
моей матери пред неким испанцем, не послушалсяголосаразумаиупустил
убийцу ради беседы со своей любимой. Брат мой Джеффри тоже не выразилмне
ни малейшего сочувствия. Девушка нравилась ему самому, и он разозлилсяна
меня, когда узнал, что мой разговор с Лили не был безрезультатным.Нооб
этойпричинесвоейнеприязнибратпромолчал.Ипоследнейкаплей,
переполнившей чашу, было появление сквайра Бозарда, приехавшеговместес
другими соседями взглянутьнапокойнуюипосочувствоватьотцувего
утрате.