Передсамым
отплытием сердце отца дрогнуло: он вспомнил, что я был любимцемматеряи
испугался, что больше меня не увидит. Отец настолько встревожился,чтов
самый последний момент изменил свое решение и хотел меняудержать.Ноя
уже не мог остановиться, я выстрадал всю горечьрасставанияинежелал
возвращаться на посмешище соседям.
- Слишком поздно? -сказаляотцу.-Высамихотели,чтобыя
отомстил, и побуждали меня к этому самымижестокимисловами.Атеперь,
даже если я буду знать наверное, что через неделю умру,явсеравноне
останусь дома, потому что от таких клятв, как моя, не отказываются, и пока
она не исполнена, проклятие будет тяготеть надо мной.
- Да будет так, сын мой! - со вздохомпроговорилотец.-Страшная
смерть твоей матери затмила тогда мой разум, и янаговорилтакого,что,
боюсь, мне еще придется раскаяться. К счастью, я вряд ли доживудоэтого
дня, ибо сердце мое разбито. Мне следовало бы вспомнить, чтовозмездиев
руках божьих и оно обрушится в свое время безнашейпомощи.Непоминай
меня лихом, мой мальчик, если мы больше не встретимся.Ялюблютебя,и
только еще более сильная любовь к твоей матери заставила меняобойтисьс
тобой так сурово.
- Я это знаю, отец, и не помню зла. Но если вы сами считаете, чтовы
передо мной в долгу, заплатите мне лишьодним:постарайтесь,чтобымой
брат, не вредил нам с Лили, пока меня здесь не будет.
- Я сделаю что могу, сын мой, хотя, признаться, не будь вы так сильно
привязаны друг к другу, я бы с удовольствием их поженил. Но,повторяю,я
уже недолго смогу заботиться о твоих и о прочих земных делах, а когда меня
не станет все пойдет своим естественным путем. А тебе, Томас, я даю завет:
не забывай своей веры и своей родины, что бы с тобой ни случилось, избегай
ненужных стычек, держись подальше от женщин,губящихнашумолодость,а
главное - следи за своим языком и своим характером, он утебядалеконе
голубиный. Кроме того, где бы ты ни был, де хуливеручужойстраны,не
насмехайся над ее обычаями и не нарушай их, иначе ты узнаешь, какжестоки
бывают люди, когда думают, что это угодно их богам, -этояиспытална
себе!
Я ответил, что не забуду его советов, ивдействительностипозднее
ониизбавилименяотмногихнеприятностей.Затемотецобнялменя,
благословил, и мы расстались.
Больше я его уже не увидел. Несмотря на то,чтоотецмойбылеще
далеко не стар, примерно черезгодпослемоегоотъездаонскончался.
Сердечный приступ застиг его в тот момент, когда однажды послевоскресной
службы он стоял в приделе дитчингемской церкви близ алтаря, размышляянад
прахом моей матери. Так он умер, оставив моемубратувсесвоиземлии
состояние. Упокой, господи, его душу! Отец былчистосердечнымчеловеком,
но любил мою мать слишком сильно, чтобы широко смотреть на жизнь ивсегда
быть справедливым. Подобная любовь, естественная лишьдляженщин,может
превратиться в нечто сходное с обыкновенным эгоизмом и заставить того, кто
ею одержим, относиться с безразличием ко всему остальному.
По сравнениюс
матерью дети были для моего отца ничто, и он охотноотдалбынасвсех,
лишь бы вернутьейжизнь.Новконечномсчетеэтобылблагородный
недостаток, потому что отец в своей страсти о себе совершенно недумали
заплатил за любовь дорогой ценой.
О том, как мы доплыли до Кадиса, куда, по слухам, направилсякорабль
деГарсиа,рассказыватьпочтинечего.ВБискайскомзаливеподнялся
встречный ветер и отнес нас к гавани города Лиссабона, где мы иукрылись.
Но в конечном счете мы благополучно достигли Кадиса, проведя в моресорок
дней.
7. АНДРЕС ДЕ ФОНСЕКА
Теперь я должен рассказать обо всем, что приключилось со мной затот
год с лишним, который я провел в Испании. Однако я буду краток,ибоесли
начну вспоминать все подробности, то, наверное, скончаюсь сам,такине
успев окончить свою повесть.
Прежде всего я направился вверх по Гвадалквивиру к Севилье. Красотами
этого древнего мавританского города восторгались многие путешественники, и
я не буду на них останавливаться, потому что мне предстоит рассказ о таких
землях, где еще не бывал ни один из вернувшихся в Англию смельчаков.
Итак, буду краток. Я подумалотом,чтомне,наверное,придется
задержаться на некоторое время в Севилье и, не желая привлекатьвнимания,
а также для того, чтобы избежать лишнихрасходов,решилзанятьсясвоим
прежним делом, то есть продолжить изучение медицины. Для этого я обратился
к торговым агентам английской компании, которые должны были мне помочь,я
раздобыл у них рекомендательные письма к севильским врачам. В них помоей
просьбе я был представлен под именем Диего д'Айла, либонехотел,чтобы
все знали, что я англичанин. С виду я и не был похож на британца, какуже
говорилось, внешность у меня быласамаячтонинаестьиспанская,и
подвести могла только моя речь. Но и это затруднение уменьшалось скаждым
днем. Зная язык с детства от матери, я не упускалниединойвозможности
усовершенствоваться вчтенииивразговоре,иужечерезполгодав
совершенстве овладел кастильским наречием,такчтолишьедвазаметный
акцент отличал меня от настоящегоиспанца.Изучениеязыковмневообще
давалось легко.
По прибытии в Севильюяоставилсвоивещиводнойизнаиболее
скромныхгостиницинемедленноотправился,чтобывручитьсвое
рекомендательное письмоизвестномусевильскомуврачу,имякоторогоя
теперь уже позабыл. Этот врач имел прекрасный дом наширокой,обсаженной
чудеснымидеревьямиулицеЛасПальмас,жкоторойсходилисьдругие
маленькие улочки. По одной из них я и пошел из своейгостиницы.Этобыл
узенький, тихий переулок; дома выходили на него замкнутыми стрехсторон
внутренними двориками, по-испански - патио.