В Англии этонавернякабудетцелымсостоянием.Я
полагаю, что теперь-то отец твоей нареченнойнебудетвозражатьпротив
вашей свадьбы. Кроме того, тебе достанется мой дом со всем его содержимым.
Серебро, а главное - книги тоже стоят немало: советуюихсохранить.Все
это перейдет к тебе по закону,всеформальностисоблюденыиниктоне
сможет оспаривать твоих прав. Предчувствуя свой конец,язаранеесобрал
все мои деньги - большая часть золота лежит в ларцах в потайной нише вон в
той стене, ты о ней знаешь, племянник. Я быоставилтебемногобольше,
если бы встретил тебя несколько лет назад. Но тогда я думал,чтослишком
разбогател, наследников у меня небыло,иятратилденьгинеглядя:
помогал всем бедным, укрывал всех бездомных истраждущих.Слушай,Томас
Вингфилд! Большая часть этого золота - плод людской глупости я порочности,
плата за человеческие слабости и грехи. Постарайся же использоватьегос
умом, на дело справедливости и свободы. Пусть оно пойдет тебе на пользуи
пусть оно напоминает тебе обомне,отвоемхозяине,старомиспанском
мошеннике, пока ты сам не оставишь его своим детям или нищим. А теперь еще
одно слово. Если можешь, смири свою душу и не преследуйбольшеХуанаде
Гарсиа. Захвати свое состояние, отправляйся снимвАнглию,женисьна
своей любимой и живи с ней счастливо, как тебе заблагорассудится! Подумай,
кто ты такой, чтобы брать на себя отмщение этому негодяю? Оставьего!Он
сам навлечетнасебявозмездие.Иначетебепридетсявынестинемало
трудностей и опасностей, а кончиться это может тем,чтотыпотеряешьи
жизнь, я любовь, и все свое достояние.
- Но ведь я поклялся его убить! - возразил я. - Разве могу я нарушить
подобную клятву? Разве смогу я спокойно сидеть дома, покрытый позором?
- Не знаю, не знаю! Здесь я тебенесудья.Делайчтохочешь,но
помни: если ты поступишь по-своему, может случитьсятак,чтотыбудешь
опозорен еще больше. Ты с ним дрался, и оноттебябежал.Небудьже
глупцом и оставь его в покое. А теперь нагнись и поцелуй меня.Простимся!
Я не хочу, чтобы ты видел как я буду умирать, а смерть моя ужерядом.Не
знаю, встретимся мы, когда пробьет итвойсмертныйчас,илинасждут
разные звезды. Если так - прощай навсегда!
Я нагнулся и поцеловал его в лоб.Слезыхлынулиуменяизглаз.
Только сейчас я понял, как сильно его любил: мне казалось, что умирает мой
родной отец.
- Не плачь, проговорил Фонсека.-Всянашажизнь-расставание.
Когда-то у меня был сын, такой же, какты,инебылоничегострашнее
нашего прощания. А сейчас я иду к нему, потому что он не можетприйтико
мне. О чем же плакать? Прощай, ТомасВингфилд!Дахраниттебябог.А
теперь - иди.
Я ушел весь в слезах, и тойженочьюпередрассветомАндресаде
Фонсека не стало. Мне сказали, что он умер в полномсознании,шепчаимя
своего сына, о котором заговорил со мной только в последний час.
А
теперь - иди.
Я ушел весь в слезах, и тойженочьюпередрассветомАндресаде
Фонсека не стало. Мне сказали, что он умер в полномсознании,шепчаимя
своего сына, о котором заговорил со мной только в последний час.
Я так никогда и не узнал,чтопроизошлосегосыномиссамим
Фонсекой. Подобно индейцу, он шел по жизненной тропе, шаг за шагом заметая
за собой все следы. Он никогда не рассказывал освоемпрошлом,ияне
нашел ни малейших сведений о нем ни в книгах,нивдокументах,которые
после него остались.
Однажды много лет спустя, я прочелвсетомазашифрованныхзаписей
Фонсеки: перед смертью он дал мне ключ к шифру. Они стоятпередомнойи
сейчас, когда я пишу эти строки. В них я нашел немало историй позора, горя
ипреступлений,немалорассказовобобманутомдоверии,опроданной
честности, ожестокостисвященнослужителей,оторжествежадностинад
любовью и торжестве любви над смертью. Их хватило бы поменьшеймерена
полсотни больших романов. Но в этойхроникедавноушедшегоизабытого
поколения ни разу не упоминается даже имя Фонсеки и нет ни намеканаего
собственную историю. Она утрачена навсегда и, может быть, к лучшему.
Так умер мой лучший друг и мой благодетель.
Когда Фонсеку обрядили для похорон, я пришелещеразвзглянутьна
него. Объятый смертным сном, он казался спокойным и даже красивым.
В этот момент ко мне приблизилась женщина, котораяобмывалаего,и
подала мне два изящных портрета-медальона на слоновой кости: она нашлаих
на груди покойного. Эти медальоны до сих поруменя.Наодномизних
изображена головка дамы с нежным и задумчивым выражением; на другом - лицо
мертвого юноши, прекрасное, но бесконечно печальное. По всей видимостито
были мать и сын, а больше я о них ничего не знаю.
На следующий день япохоронилАндресадеФонсеку.Похороныбыли
скромные, потому что он приказалнетратитьденьгинапогребениеего
трупа.
С кладбища я вернулся домой, где меня ожидали нотариусы. Печатибыли
сломаны, документы зачитаны, и я вступил в полное владение всем достоянием
покойного. После того как я уплатил пошлину, налог на наследствоивыдал
нотариусам положенное вознаграждение, ониудалились,униженнокланяясь.
Ведь отныне я был богат!
Да, ясталбогачом,ибогатство,ккоторомуятакстремился,
досталось мне без всякого труда. Однако оно менянерадовало.Япровел
самый горький из всех вечеров с тех пор, как высадился в Испанию. Печаль и
сомнения разрывали мне сердце, тоскливое одиночество давило меня. Но яне
знал, что эта горестная ночь к утру мне покажется еще страшнее.
Я сидел за столом и делал вид, что ужинаю, когда слуга доложил, что в
гостинойкакая-тодамаожидаетмоегопокойногохозяина."Наверное,
клиентка, которая еще не знает о смерти Фонсеки", - решил я, иужехотел
приказать слуге, чтобы он ее выпроводил,нопотомподумал,что,может
быть, смогу ей чем-нибудь помочь или хотябывыслушатьееинавремя
забыть свое собственное горе.