Оноимело
приблизительновосемьшаговвширинуидесятьвдлину.Сводыего
поддерживали массивные колонны, за ними в стеневиднеласьвтораядверь,
ведущая в темницу.
В дальнем углу этого мрачного склепа, тускло освещенногофакеламии
фонарями, два человека вгрубыхчерныхрясахсглухимиколпакамина
головах молчаливо перемешивали известковый раствор, от которого взатхлом
воздухе поднимались клубы горячего пара. Рядом снимилежалиаккуратные
штабеля обтесанных камней, а напротив виднелась вырубленная в толщестены
ниша, похожая на большой гроб, поставленныйвертикальнонаболееузкий
конец. Напротив ниши стояло тяжелое кресло из каштанового дерева. В той же
стене я заметил еще двеподобныениши,заложенныебрускамитакогоже
беловатого камня. На каждой из них виднелась глубоко высеченная дата. Одна
ниша была замурована более ста лет назад, другая - спустя лет семьдесят.
Когда мы вошли вподземелье,внемнебылоникого,кромедвух
монахов-каменщиков, но вскоре из второго коридора до насдонеслисьзвуки
нежного и торжественного песнопения. Дверьоткрылась,монахипрекратили
работу и отошли от кучи извести. Звуки становились всегромче.Вскорея
уже мог разобрать слова: это былалатинскаязаупокойнаямолитва.Затем
появился и сам хор: восемь монахинь сзакрытымивуалямилицамипопарно
прошли через дверь, встали в ряд у противоположнойстеныиумолкли.За
ними вошла обреченная в сопровождении ещедвухмонахиньипоследним-
священниксраспятиемвруках.Нанембылачернаясутана,иего
полубезумное лицо оставалось открытым.
Все это и другие подробности я заметил и запомнил, однакотогдамне
казалось, что я не вижу ничего, кроме лица несчастной жертвы. Я ееузнал,
хоть и видел всего лишьраз,даитоприлунномсвете.Онасильно
изменилась: прелестное лицо отекло, приобрело восковой оттенок,итеперь
на нем выделялисьтолькотемно-красныегубыдаогромные,сверкающие,
словно звезды, измученные глаза. Но лицо былотожесамое!Именноэту
женщину я видел какие нибудь восемь месяцев назад, когда онаговориласо
своим неверным возлюбленным. Только теперь ее высокая фигура былаокутана
смертным саваном, по которому волной рассыпались черные пряди волос,ив
руках она держаласпящегомладенца,судорожноприжимаяеговремяот
времени к груди.
У порога своей могилы ИзабелладеСигуенсаостановиласьиначала
затравленно озираться, словно взывая опомощи.Нотщетноееотчаянный
взгляд впивался в закрытые капюшонами лица безмолвных зрителей. Потомона
увидела нишу, кучу дымящейся извести, содрогнулась и, наверное бы,упала,
если бы не сопровождавшие ее монахини, -ониподхватилинесчастнуюпод
руки, подвели к креслу и опустили в него, как живой труп.
Ужасный ритуал начался.Монах-доминиканецвсталпередосужденной,
объявил о ее преступлении и огласил приговор:
- Да будет она, а вместе с нею дитяеегрехаоставленынаединес
господомбогом,дабыонпоступилснимиповолесвоей![Подобная
жестокость может показаться невероятной ибеспрецедентной,однакоавтор
видел сам вмузейгородаМехикоразрубленноеначастителомолодой
женщины, прежде замурованное в стене монастыря.
Монах-доминиканецвсталпередосужденной,
объявил о ее преступлении и огласил приговор:
- Да будет она, а вместе с нею дитяеегрехаоставленынаединес
господомбогом,дабыонпоступилснимиповолесвоей![Подобная
жестокость может показаться невероятной ибеспрецедентной,однакоавтор
видел сам вмузейгородаМехикоразрубленноеначастителомолодой
женщины, прежде замурованное в стене монастыря. Там же было найдено и тело
ее ребенка. Не совсем ясно, что именно вменяли ей впреступление,однако
то, что она была казнена, не оставляет ни малейших сомнений. На теле ее до
сих пор сохранились следы веревки, которой онабыласвязанаприжизни.
Таково было милосердие церкви в те дни! - Прим.авт.]
Однаконесчастная,по-видимому,неслышаланиприговора,ни
последовавших за ним увещеваний. Наконец, монах кончил,перекрестилсяи,
повернувшись ко мне, сказал:
- Приблизься к грешнице, брат мой, и поговорисней,покаещене
поздно!
Послеэтогоонприказалприсутствующимотойтивдальнийконец
подземелья, чтобыонинеслышалинашегоразговора,ивсебезмолвно
повиновались. По-видимому, они принялименязамонаха,которыйдолжен
исповедовать осужденную.
С бьющимся сердцем я подошел ближе, наклонился к ней и заговорилнад
самым ее ухом:
- Слушайте меня, Изабелла де Сигуенса! - когда я произнес ее имя, она
содрогнулась. - Где де Гарсиа, который вас соблазнил и бросил?
- Откуда вы знаете это имя? - спросила она. - Даже пытки немоглиу
меня его вырвать.
- Я не монах и не знаю ниокакихпытках.Ятотсамыйчеловек,
который дрался с де Гарсиа в ту ночь, когда вас схватили, икоторыйубил
бы его, если бы не вы.
- Я его спросила, и в этом мое утешение.
- Изабелла де Сигуенса, - продолжал я. - Я ваш друг, самыйискренний
и последний, в чемвысамисейчасубедитесь.Скажитемне,гдеэтот
человек? Между нами есть счеты, которые нужно уладить.
- Если вы мой друг, не мучьте меня больше. Я ничего онемнезнаю.
Много месяцев назад он отправился туда, кудавынаврядликогда-нибудь
попадете, в Индию [здесь и далее речь идет о Вест-Индии]. Но и там вам его
все равно не найти.
- Как знать! На тот случай, если мы все же встретимся, не захотите ли
вы что-нибудь ему передать?
- Нет, Хотя... постойте! Расскажите ему, как мы умерли,егоженаи
его ребенок, и скажите, что я сделала все, чтобы инквизиция не узналаего
настоящего имени, ибо тогда его ожидала бы такая же участь.
- Это все?
- Да... Нет, скажите ему еще, что я умерла любя его и прощая.
- У меня мало времени, - сказал я. - Очнитесь и слушайте!
Я сказал так потому, что она словно погрузилась в какой-то полусон.