Все судно было забитоиспанскимиавантюристами,побольшейчасти
простовсевозможнымимошенникамиссамымиудивительнымибиографиями.
Впрочем, они были довольно сносными попутчиками,поканенапивались.К
тому времени янастолькоовладелкастильскойречьюиприобрелтакую
неподдельноиспанскуювнешность,чтомаелегкобылосойтизаих
соотечественника, чем я и не преминул воспользоваться, выдумавподходящую
историю о своем родстве и о причинах, побудивших меняпытатьсчастьеза
океаном. В остальном же я, как и раньше, полагался только на самогосебя.
Впрочем, несмотря на мою сдержанность и на то, что я не принимал участия в
общих оргиях, попутчики вскоре меня полюбили, главным образом за то, что я
врачевал их недуги.
О нашем плавании в сущности рассказывать нечего, если не считатьего
печального окончания.МесяцмыпровелинаКанарскихостровах,затем
отплыли к Эспаньоле, и всю дорогунамсопутствовалапрекраснаяпогода,
только ветер был слабый.
Когда доСанто-Доминго,портанашегоназначения,оставалась,по
словам капитана, всего неделя пути, погода внезапно переменилась. С севера
на нас обрушился яростный шторм, усиливавшийся с каждым часом. Тридняи
три ночи наш неуклюжий корабльстоналискрипелподударамиурагана,
который увлекал нас неизвестно куда. Наконец стало ясно, что, если буря не
утихнет, мы пойдем ко дну. Судно трещало по всем швам, одну мачтуснесло,
а у другой сломало верхнюю частьнавысотедвадцатифутовотпалубы.
Появилась течь. Но все эти беды ничего не значили по сравнению с тем,что
произошло на четвертый день. Огромный вал сорвал руль, и нашебеспомощное
судно оказалось целиком во власти волн. Примерно через час зеленаястихия
океана еще раз обрушилась напалубу,вывернулаякорныйшпиль,ивода
хлынула в трюм. Теперь наша гибель стала неизбежной.
И вот тогда началосьсамоеужасное.Втечениепоследнихднейи
матросы, я пассажиры беспрерывно пили, пытаясь заглушить страх, исейчас,
когда они увидели, что конец близок,всезаметалисьвзадивпередпо
кораблю. Молитвы, стенания и проклятия смешались в одном хоре. Те, кто был
еще трезв, начали спускать обе лодки. Вдвоем с одним достойным священником
мы пытались усадить в них детейиженщин,которыхнасуднеоказалось
немало, но сделать это былонелегко.Пьяныематросыотшвырнулинасв
сторону и сами бросились в лодки, Одна из них тут же перевернулась, и все,
кто был в ней, пошли ко дну. В этот момент карака начала крениться, быстро
погружаясь.
Увидев, что ждатьбольшенельзя,ясказалсвященнику,чтобыон
следовал за мной, прыгнул в море ипоплылковторойлодке,скоторой
тщетно пытались справиться несколько кричащих от страха женщин.Плаваля
неплохо, и не только сам благополучно добралсядолодки,ноуспелеще
вытащить из воды и священника, который уже захлебывался.
В это время судно, высоко задрав нос, погрузилось кормойвводу.В
таком положении оно держалось минуты две на поверхности; это позволило нам
взяться за весла и отплыть отнего.Едвамыотгребли,раздалсядикий
отчаянный вопль тех, кто еще оставался на борту, и корабль канул в бездну.
Будь мы ближе, он увлек бы нас за собой.
Несколько мгновений мы сидели молча, онемев отужаса.Затем,когда
воронка, образовавшаяся на месте гибеликорабля,пересталабурлить,мы
поплыли обратно. Все вокруг было покрыто обломками, но мы смогли подобрать
только одного ребенка, уцепившегося за весло.Остальныедвестичеловек,
находившиеся на борту, исчезли впучиневместессудном.Можетбыть,
кто-нибудь еще был в живых и держался на воде, но в наступившей темноте мы
не нашли среди волн никого.
В сущности в этом нам повезло, потому что влодкебылоужедесять
человек и больше она не смоглабывместитьнидуши.Мужчиноказалось
только двое - священник и я.
Как я уже сказал, наступила темнота,икночиморе,посчастью,
утихло, иначе бы мытожеперевернулись.Единственное,чтонамтеперь
оставалось,этодержатьлодкуносомкволнам.Такмыпровеливсю
бесконечную ночь. Странно быловидеть,или,вернее,слышать,какмой
добрый спутник, священник, продолжая грести, исповедовалженщиноднуза
другой, а потом, отпустив все греки, возносил к небесам молитвы о спасении
наших душ, ибо о спасении тела никто уже не помышлял. В ту ночь япережил
такое, что трудно себе представить, но я не буду на этомостанавливаться,
потому что впередименяожидалогораздохудшее,иобэтоммнееще
предстоит рассказать.
Наконец, ночь прошла, и над пустынным морем занялсярассвет.Взошло
солнце. Сначала мы ему обрадовались, потому что продроглидокостей,но
вскоре жара стала невыносимой. В лодке у наснеоказалосьнипищи,ни
воды, и нас начала мучить жажда.
Между тем порывистый ветерсменилсяустойчивымбризом.Спомощью
весел и одеяла нам удалось соорудить некое подобие паруса,инашалодка
довольно быстро пошла вперед. Но океан велик, а мы даже не знали, вкакую
сторону плывем.
С каждым часом страшная жажда терзала нас все сильнее. Околополудня
внезапно умер один ребенок, и мы опустили его труп за борт. Часа через три
его мать зачерпнула полный черпак горько-соленой воды и начала жадно пить.
Сначала казалось, что это умерило ее жажду, нопотомеювдруговладело
безумие. Вскочив на ноги, она выпрыгнула из лодки и утонула.
Когда солнце, подобное сияющему, раскаленному докрасна ядру,наконец
кануло за горизонт, в лодке осталосьтолькодвачеловека,которыееще
могли сидеть, - священник и я. Остальные лежали вповалкунасланях,еле
шевелясь, словно умирающие рыбы, и жалобно стеная.Новотпришланочь;
воздух стал чуть заметно свежее инемногооблегчилнашистрадания.