Я
задумал, если удастся, заставить де Гарсиа разделить со мноймоюучасть.
Рванувшись вперед, я обхватил его поперек тела и стащил с кресла. Ярость и
отчаяние удвоили мои силы.МнеудалосьподнятьдеГарсианауровень
фальшборта, но на этом все кончилось. В то же мгновение чернокожие матросы
схватили меня и вырвали негодяя из моих рук. Я понял, что все пропало.Не
дожидаясь, когда негры изрубят меня своими тесаками,яоперсярукамио
фальшборт и сам прыгнул в море.
Разум подсказывал мне, что вмоемположениилучшевсегобылобы
утонуть сразу. Я решил, что не стану сопротивляться и прямехонько пойду ко
дну. Однако сила жизни оказалась сильнее меня; едва очутившись вводе,я
поспешил вынырнуть и поплыл вдольбортакорабля,стараясьдержатьсяв
тени, потому что опасался, как бы де Гарсиа неприказалприкончитьменя
выстрелом из лука или измушкета.Икакразвэтомгновениесверху
послышался его голос:
- Теперь-то он наверняка подох! - говорил де Гарсиа, приправляясвои
слова проклятиями. - Но пророчество все же едва не сбылось,Чертвозьми,
сколько страха я пережил из-за этого щенка!
Я плыл и ругал себя за то, чтонепогибсразу.Начтомнебыло
надеяться? Еслидажениоднаакуланепозаритсянаменя,ясмогу
продержаться так в теплой водечасовшесть-восемь,апотомвсеравно
утону. Какой же смысл бороться и тратить силы? И тем не менее япродолжал
неторопливо плыть. После зловонного удушливого трюма прикосновениесвежей
воды и чистый воздухбылидляменякаквиноипища.Каждыйгребок
увеличивал мок силы.
Я уже отстал от корабля ярдов на сто, и с палубы вряд ли кто-либо мог
меня заметить, но я все ещеслышалтяжелыевсплескипадающихзаборт
трупов и пронзительные крики последних, оставшихся в живыхрабов.Подняв
голову, я огляделся. Невдалеке отменяпокачивалсянаволнахкакой-то
предмет. Я поплыл к нему, ожидая, чтокаждыймигбудетмоимпоследним
мигом, потому что эти воды кишели акулами.
Вскоре я приблизился к плавающему предмету исрадостьюобнаружил,
что это была большая бочка, сброшенная с корабля. Она держалась стоймя,и
волны в нее не заплескивались.
Мне удалось уцепиться за верхний край бочки,ияувидел,чтоона
наполовину заполнена испорченными пресными лепешками; наверное, потомуее
и выбросили в море. Эта масса гнилого теста,словнобалласт,удерживала
бочку на поверхности, не давая ей перевернуться.
Я подумал, что если мне удастся забраться в бочку, акулы хотябына
время будут мне не страшны. Но какэтосделать?Ивэтомгновениея
случайно обернулся. Все мысли разомвылетелиизмоейголовы,Шагахв
двадцати я увидел плавник акулы,котораянесласьпрямонаменя.Ужас
овладел мной, отчаяние придало мне силу и сообразительность. Однимрывком
я выпрыгнул из воды, ухватился за противоположный край бочки и упал в нее,
подогнув колени.
Ужас
овладел мной, отчаяние придало мне силу и сообразительность. Однимрывком
я выпрыгнул из воды, ухватился за противоположный край бочки и упал в нее,
подогнув колени.
Как удалось мне совершить этот прыжок, я не могу понять досихпор,
но вследующуюсекундуяужебылвнутрибочки,отделавшисьтолько
царапиной на подбородке.
Однако неожиданно обретенная мной лодка готова была сама пойти ко дну
под тяжестью заплесневелых мокрых лепешек,моеготелаиводы,которая
залиласьвнутрь,когдаяеенаклонил.Краябочкивыступалинад
поверхностью всего на какой-нибудь дюйм. Я понял,чтодостаточноодного
всплеска и бочка пойдет до дну. А плавникакулыбылужевсеговпяти
ярдах. В следующее мгновение она с разгонуткнуласьносомодерево,и
бочку сильно тряхнуло.
Я начал лихорадочно вычерпывать водуруками.Краябочкипочтине
возвышались над уровнем океана. Когда, наконец,ониподнялисьдюймана
два, акула, разъяренная тем, что упустила добычу, повернулась на бок, ия
услышал, как еезубыпроскрежеталиподеревяннымклепкамижелезным
обручам бочки. Бочка закрутилась на месте, и волна снова захлестнула ее. Я
вычерпывал воду какодержимый.Еслибыакуланапалаещераз,ябы
наверняка погиб, но, по-видимому, дерево и железо пришлись ей не по вкусу.
Акула удалилась, однако еще в течение нескольких часов явиделвремяот
времени, как ее плавник вспарывает морскую гладь.
Сначала, пока воды было много, я выплескивалеепригоршнями,потом
снял сапог и приспособил его вместо черпака. Когдакраябочкиподнялись
дюймов на двенадцать, мнепришлосьостановиться;ябоялся,что,если
вычерпаювсюводу,бочкаперевернется.Теперьможнобыло,наконец,
передохнуть. Но тут мне пришла в голову мысль, что все мои усилиятщетны,
что я все равно либо утону, либо погибну от жажды, и я горько посетовал на
свое малодушие, которое только затягивало и умножало мои страдания.
В отчаянии я воззвал к небесам, и молился так искренне и горячо,как
никогда.Вскорекомневернулисьнадеждаикакое-тоудивительное
спокойствие. За последние несколько дней страшнаяопасностьгрозиламне
трижды: во время кораблекрушения, в трюме корабля работорговцев, где я мог
умереть от голода и мора, и воттеперь,когдаменяподжидалисвирепые
пасти акул. Но я был уверен, что и на сей раз все обойдется. Ведьнедля
того я два раза спасалсяотбед,которыедлядругихбылибыверной
смертью, чтобы на третий раз погибнуть самым жалким образом! И вот, хотя в
моем положении всякая надежда была безумием, я снова началнадеяться.Не
скажу, что эта благодать снизошла на меня свыше. Скорее всего во мнебыло
тогда слишком много жизни, и я просто не мог поверить, что скоро умру.
Постепенно я настолько приободрился, что начал даже замечатькрасоту
ночи. Океан был тих, как пруд; ни одно дуновение ветерка не тревожилоего
гладь.