Преждечемчто-либорешить,явсе
тщательно взвешивал и обдумывал, ноеслиужеприходилккакому-нибудь
решению, изменить его, будь оно плохим или хорошим, разумнымилиглупым,
уже не могло ничто, разве что сама смерть! Кроме того, явтеднимало
верил в бога, частью из-за тайных бесед с отцом, а частью потому, чтомои
собственные размышления заставили меня усомниться в учении церкви, как нам
его излагали. Юностисвойственныпоспешныеобобщения,ионазачастую
приходит к выводу, что всенасветелживолишьпотому,чтокакие-то
отдельные вещи оказались действительно ложными. Так и я втеднидумал,
что бога нет, потому что священник насуверял,будтообразДевыМарии
Бангийской проливает слезы и творит прочие чудеса,авдействительности
всеэтобылоложью.Теперь-тояхорошознаю,чтоестьвысшая
справедливость, ибо в этом убеждает меня вся история моей жизни.
Вернемся, однако, к тому печальному дню, о котором шла речь. Язнал,
что в тот день моя любимаяЛиливыйдетоднанапрогулкуподбольшие
остриженные дубы своегопарка.ЭтоместоназываетсяГрабсвелл.Здесь
росли, да и теперь еще растут кусты боярышника, зацветающие раньше всехв
округе.
Увидев меня в воскресенье у входа вцерковь,Лилисказала,чтов
среду боярышник, наверное, уже расцветет и она придет сюдаподвечерза
его душистыми ветками. Вполне возможно, что она сказала это с определенным
умыслом, ибо любовь пробуждает хитростьдажевдушесамойневиннойи
правдивой девушки. К тому же я заметил, что хотя рядом стоялиееотеци
вся наша семья,Лилипостаралась,чтобымойбратДжеффриничегоне
услышал, потому что с ним ей встречаться вовсенехотелось,амнеона
бросила быстрый взгляд своих серых глав. Я тотчас дал себе клятву,чтов
среду вечером приду рвать цветы боярышника на то самоеместо,дажеесли
мне придется ради этого сбежать от моего учителя и бросить всех бангийских
больных на произвол судьбы. Тогда же я твердо решил, что если мнеудастся
застать Лили одну, я больше не стану тянуть и выскажу ей все, чтоуменя
на сердце. Впрочем, это не составляло такой уж великой тайны,ибокаждый
из нас читал сокровенные мысли другого, хотя мы и не обменялись ниединым
словом любви. Я не рассчитывал при этом, что девушка сразу сделаетсямоей
невестой - ведь мне еще нужно было завоевать себе место в жизни. Ятолько
боялся, что если буду медлить и не выясню всех ее чувств, мой старший брат
обратится раньше меня к отцу Лили и той придется принять егопредложение,
которое бы она отвергла, будь мы тайно помолвлены.
Случилось так, что именновэтотденьмнебылоособеннотрудно
вырваться. Мойнаставник-лекарьзанемог,имнепришлосьвместонего
навестить всех его больных и раздатьимлекарства.Лишьвпятомчасу
вечера я, наконец, попросту сбежал, ни с кем не простившись.
Милю с лишним я бежал по нориджской дороге, пока не добрался до замка
и поворота к церкви, откуда было уженедалекододитчингемскогопарка.
Милю с лишним я бежал по нориджской дороге, пока не добрался до замка
и поворота к церкви, откуда было уженедалекододитчингемскогопарка.
Здесь япошелшагом,ибововсенехотелпоявлятьсянаглазаЛили
запыхавшимся и разгоряченным. Как раз сегодня мне хотелосьвыглядетькак
можно лучше, и я нарочно надел свое воскресное платье.
Спустившись с невысокого холма на дорогу, за которой начиналсяпарк,
я вдруг увидел всадника: оностановилсянаперекресткеинерешительно
поглядывал то на тропу, уходившую вправо, то назад, на путь через общинные
земли к Графскому Винограднику и реке Уэйвни, то вперед на большую дорогу.
По-видимому, он не знал, куда ему ехать. Я все это тотчас заметил, хотяи
соображал в тот миг не очень-то быстро, потому что голова моя былазанята
предстоящим разговором с Лили. И еще я заметил, что этот человек был не из
наших краев.
Незнакомец - я дал бы ему на вид лет сорок - казалсяоченьвысоким,
имелблагороднуюосанкуибылоблаченвбогатыйбархатныйнаряд,
украшенный золотой цепью, свисавшей у негосшеи.Однаковниманиемое
целиком захватило лицо незнакомца, в котором в тот мигпроглянулочто-то
страшное. Длинное, тонкое, изборожденноеглубокимиморщинами,онобыло
освещено огромными глазами, горевшими словно золото на солнце;маленький,
красиво очерченный рот его кривилажестокая,дьявольскаяусмешка:едва
заметный рубец выступал на высокомлбу,изобличавшемнедюжинныйум.В
остальном незнакомец имел облик южанина: он был смугл, егочерныеволосы
слегка вились, так жекакуменяонносилостроконечнуютемно-рыжую
бородку.
К тому времени, когда я все эторазглядел,япочтяпоравнялсясо
всадником,итутон,наконец,менязаметил.Мгновеннолицоего
переменилось: злобная усмешка исчезла, и теперь оноказалосьприятными
добродушным, Весьма вежливо приподняв шляпу, незнакомец что-тозабормотал
на таком ломаном английским жаргоне, что я разобрал толькооднослово-
Ярмут. Затем, сообразив, что яегонепонимаю,онразразилсягромкой
бранью на чистейшем кастильском наречии, проклиная английский язык и всех,
кто на нем говорит.
Тогда я тоже перешел на его язык и сказал:
- Если сеньор соблаговолит высказать по-испански, что ему угодно,я,
может быть, сумею ему помочь.
- Что такое? Вы говорите по-испански, благородный юноша! - воскликнул
он с удивлением. - Но ведь вы не испанец, хотя могли бы имбытьсвашей
внешностью! Странно, - пробормотал онзатем,разглядываяменя.-Черт
побери, весьма странно...
- Может быть, это и странно, сэр, - ответиля,-ноятороплюсь.
Поэтому скажите, что вам угодно и не задерживайте меня.
- А я, кажется, знаю, почему вы так спешите! Вот там,чутьподальше
за ручейком, я заметил белоеплатьице,-проговорилиспанец,указывая
рукой в сторону парка.