- "Конечно, конечно, монсеньер, будьте покойны". - "Впрочем, я
сам там буду и укажу вам". - "Вы ручаетесь, что правосудие?.." - "Ручаюсь
за все", - сказал принц. "Хорошо, мы будем стараться изо всех сил". После
этого они вышли из конюшни.
- Да какое же это имеет отношение к нам? - сказал Д'Артаньян. - Это одно
из тех предприятий, какие затеваются ежедневно.
- Вы уверены, что оно не направлено против нас?
- Против нас! С какой стати?
- Гм! Припомните-ка, что они говорили: "Я узнал его слугу", - сказал один;
это вполне может относиться ко мне.
- Дальше?
- "Он должен быть сейчас в Нуази или приехать туда сегодня вечером", - это
тоже вполне может относиться к нам.
- Еще что?
- Еще принц сказал: "Будьте внимательны: он, по всей вероятности, будет
переодет", - это уж, мне кажется, не оставляет никаких сомнений, потому
что вы не в форме офицера мушкетеров, а одеты как простой всадник. Ну-ка,
что вы на это скажете?
- Увы, мой милый Планше, - сказал Д'Артаньян со вздохом, - к несчастью,
для меня миновала пора, когда принцы искали случая убить меня. Ах, славное
то было время! Будь покоен, мы вовсе не нужны этим людям.
- Уверены ли вы, сударь?
- Ручаюсь.
- Ну, так ладно; тогда нечего и говорить об этом.
И Планше снова поехал позади д'Артаньяна с тем великим доверием, которое
он всегда питал к своему господину и которое ничуть не ослабело за
пятнадцать лет разлуки.
Они проехали около мили.
К концу этой мили Планше снова поравнялся с д'Артаньяном.
- Сударь, - сказал он.
- Ну? - отозвался тот.
- Поглядите-ка, сударь, в ту сторону; не кажется ли вам, что там, в
темноте, двигаются тени? Прислушайтесь: по-моему, слышен лошадиный топот.
- Не может быть, - сказал д'Артаньян, - земля размокла от дождя; но после
твоих слов мне тоже кажется, что я что-то вижу. - И он остановился,
вглядываясь и прислушиваясь.
- Если не слышно топота лошадей, то, по крайней мере, слышно их ржанье.
Слышите?
Действительно, откуда-то из тьмы до слуха д'Артаньяна донеслось отдаленное
лошадиное ржанье.
- Наши молодцы выступили в поход, - сказал он, - до нас это не касается.
Едем дальше.
Они продолжали свой путь.
Через полчаса они достигли первых домов Нуази. Было около половины
девятого, а то и все девять часов вечера.
По деревенскому обычаю, все уже спали: в деревне не светилось ни одного
огонька.
Д'Артаньян и Планше продолжали свой путь.
По обеим сторонам дороги на темно-сером фоне неба выделялись еще более
темные уступы крыш. Время от времени за воротами раздавался лай
разбуженной собаки, или встревоженная кошка стремительно кидалась с
середины улицы и пряталась в куче хвороста, откуда виднелись только ее
испуганные глаза, горящие, как карбункулы. Казалось, кошки были
единственными живыми существами, обитавшими в деревне.
Посреди селения, на главной площади, темной массой возвышалось большое
здание, отделенное от других строений двумя переулками. Огромные липы
протягивали к его фасаду свои сухие руки. Д'Артаньян внимательно осмотрел
здание.
- Это, - сказал он Планше, - должно быть, замок архиепископа, где живет
красавица де Лонгвиль. Но где же монастырь?
- Монастырь в конце деревни, я его знаю.
- Так скачи туда, - сказал д'Артаньян, - пока я подтяну подпругу у лошади;
посмотри, нет ли у иезуитов света в каком-нибудь окне, а потом возвращайся
ко мне.
Планше повиновался и исчез в темноте, между тем как д'Артаньян,
спешившись, стал подтягивать, как и сказал, подпругу.
Через пять минут Планше вернулся.
- Сударь, свет есть только в одном окне, выходящем в поле.
- Гм! - сказал д'Артаньян. - Будь я фрондер, я бы постучался сюда и
наверняка нашел бы покойный ночлег; будь я монах, я бы постучался туда и,
наверное, получил бы отличный ужин; а мы, очень возможно, заночуем на
сырой земле, между замком и монастырем, умирая от жажды и голода.
- Да, как знаменитый Буриданов осел *12, - прибавил Планше. - А все же -
не постучаться ли?
- Шш! - сказал д'Артаньян. - Единственный огонек в окне и тот потух.
- Слышите? - сказал Планше.
- В самом деле, что это за шум?
Послышался гул, как от надвигающегося урагана. В ту же минуту из двух
переулков, прилегающих к дому, вылетели два отряда всадников, человек в
десять каждый, и, сомкнувшись, окружили д'Артаньяна и Планше со всех
сторон.
- Ого! - сказал д'Артаньян, обнажая шпагу и прячась за лошадь. Планше
проделал тот же маневр. - Неужели твоя правда и они впрямь добираются до
нас?
- Вот он! Попался! - закричали всадники и бросились с обнаженными шпагами
на д'Артаньяна.
- Не упустите! - раздался громкий голос.
- Нет, монсеньер! Будьте покойны.