"Видно, суждено мне, - подумал д'Артаньян, - всю жизнь глядеть направо и
налево и так и не увидеть ни разу вполне счастливого лица".
Но не успел он сделать этот философский вывод, как судьба словно захотела
опровергнуть его. Едва расставшись с Портосом, ушедшим отдать кой-какие
приказания своему повару, д'Артаньян заметил, что к нему приближается
Мушкетон. Лицо доброго малого, если не считать легкого волнения, которое,
подобно летнему облачку, не столько омрачало его, сколько чуть-чуть
затуманивало, казалось лицом вполне счастливого человека.
"Вот то, чего я искал, - подумал д'Артаньян. - Но, увы, бедняга не знает,
зачем я приехал".
Мушкетон остановился на приличном расстоянии. Д'Артаньян сел на скамью и
знаком подозвал его к себе.
- Сударь, - сказал Мушкетон, воспользовавшись позволением, - я хочу вас
попросить об одной милости.
- Говори, мой друг, - сказал д'Артаньян.
- Я не смею, я боюсь, как бы вы не подумали, что благоденствие испортило
меня.
- Значит, ты счастлив, мой друг? - спросил д'Артаньян.
- Так счастлив, как только возможно, и все же в ваших силах сделать меня
еще счастливее.
- Что ж! Говори. Если дело зависит только от меня, то считай, что оно уже
сделано.
- О, сударь, оно зависит только от вас!
- Я жду.
- Сударь, милость, о которой я вас прошу, заключается в том, чтоб вы
называли меня не Мушкетоном, а Мустоном. С тех пор как я имею честь
состоять управляющим его милости, я ношу это имя, как более достойное и
внушающее почтение моим подчиненным. Вы сами знаете, сударь, как
необходима субординация для челяди.
Д'Артаньян улыбнулся: Портос удлинял свою фамилию, Мушкетон укорачивал
свою.
- Так как же, сударь? - спросил, трепеща, Мушкетон.
- Ну, конечно, мой милый Мустон, конечно, - ответил Д'Артаньян. - Будь
покоен, я не забуду твоей просьбы и, если тебе угодно, даже не буду впредь
говорить тебе "ты".
- О! - воскликнул, покраснев от радости, Мушкетон. - Если вы окажете мне
такую честь, сударь, я буду вам признателен всю жизнь. Но, может быть, я
прошу уж слишком многого?
"Увы, - подумал Д'Артаньян. - Это совсем мало по сравнению с теми
неожиданными напастями, которые я навлеку на беднягу, встретившего меня
так сердечно!"
- А вы долго пробудете у нас, сударь? - спросил Мушкетон.
Лицо его, обретя прежнюю безмятежность, расцвело опять, как пион.
Лицо его, обретя прежнюю безмятежность, расцвело опять, как пион.
- Я уезжаю завтра, мой друг, - ответил Д'Артаньян.
- Ах, сударь, неужели вы приехали только для того, чтобы огорчить нас?
- Боюсь, что так, - произнес Д'Артаньян совсем тихо, и отступавший с
низкими поклонами Мушкетон его не расслышал.
Раскаяние терзало д'Артаньяна, несмотря на то что сердце его изрядно
очерствело.
Он не сожалел о том, что увлек Портоса на путь, опасный для его жизни и
благополучия, ибо Портос охотно рискнул бы всем этим ради баронского
титула, о котором мечтал пятнадцать лет; но Мушкетон-то желал только
одного: чтобы его звали Мустоном; так не жестоко ли было отрывать его от
блаженной и сытой жизни? Д'Артаньян раздумывал об этом, когда вернулся
Портос.
- За стол, - сказал Портос.
- Как за стол? - спросил д'Артаньян. - Который же теперь час?
- Уже второй, мой милый.
- Ваше обиталище, Портос, просто рай: здесь забываешь о времени. Я следую
за вами, хоть я и не голоден.
- Идем, идем. Если не всегда можно есть, то пить всегда можно; это один из
принципов бедняги Атоса, и в его правоте я убедился с тех пор, как начал
скучать.
Д'Артаньян, который, как истый гасконец, был по натуре весьма умерен,
по-видимому, не очень верил в правильность аксиомы Атоса; все-таки он
старался по мере сил не отставать от хозяина дома.
Однако, глядя, как ест Портос, и сам усердно прихлебывая вино, Д'Артаньян
не мог отделаться от мысли о Мушкетоне, тем более что Мушкетон, не
прислуживая сам за столом, что при нынешнем положении было бы ниже его
достоинства, то и дело появлялся у дверей и выказывал свою благодарность
д'Артаньяну, посылая им вина самые лучшие и самые выдержанные.
Поэтому, когда за десертом Портос по знаку д'Артаньяна отпустил лакеев и
друзья остались вдвоем, д'Артаньян обратился к Портосу:
- А кто же будет вас сопровождать в поход, Портос?
- Конечно же, Мустон, - ответил спокойно Портос.
Д'Артаньян был поражен. Ему уже представилось, как переходит в скорбную
гримасу радушная улыбка управителя.
- А ведь Мустон, - сказал Д'Артаньян, - уже не первой молодости, мой
милый; к тому же он разжирел и, может быть, утратил навык к боевой службе.
- Я знаю, но я привык к нему. Да, впрочем, он и сам не захочет покинуть
меня: он слишком меня любит.
"О, слепое самолюбие!" - подумал Д'Артаньян.
- Но ведь и у вас самого, кажется, служит все тот же лакей: этот добрый,
храбрый, сметливый.