Гулкий стук камня окамень привел меня втакой ужас,
что,неуспевзаперетьдверьсклепа,яопрометью бросилась обратнои
остановилась только у себя в комнате. Однако до рассвета еще надо было сжечь
окровавленные простыни и белье,которые могли бы выдать меня.Наконец рано
утром моя горькая работа была закончена.Только тогда ясвалилась с ног...
Но нужно было жить,жить ради двух сирот,доверенных мне провидением.И я
выжила, монсеньер.
- Несчастная! Мученица! - проговорил Габриэль, сжимая руку Алоизы.
- Спустя месяц, - продолжала она, - я увезла вас в Монтгомери, исполняя
последнюю волю мужа. Впрочем, все произошло так, как и предвидел Монморанси.
Снеделю весьдворволновало необъяснимое исчезновение графаМонтгомери.
Затемшумсталутихатьинаконецсменилсябеспечнымиразговорамиоб
ожидаемом проезде через Францию императора Карла Пятого. В мае того же года,
через пятьмесяцев после смерти вашего отца,монсеньер,родилась Диана де
Кастро.
- Да! - задумчиво протянул Габриэль. - И неизвестно, была ли госпожа де
Пуатье возлюбленной моего отца...Для разрешения этого темного вопроса мало
злоречивых сплетен праздного двора... Но мой отец жив! Отец жив! Отец должен
быть жив!И я разыщу его,Алоиза.Во мне живут теперь два человека: сын и
влюбленный. Они-то сумеют разыскать его!
- Дай-то господи! - вздохнула Алоиза.
- И до сих пор ты так и не узнала, куда заточили его эти негодяи?
- Никто ничего незнает.Единственный намек наэто кроется всловах
Монморанси о его преданном друге, коменданте Шатле, за которого он ручался.
- Шатле! - воскликнул Габриэль. - Шатле!
Ивсвете вспыхнувшего,как молния,воспоминания перед ним предстал
несчастный старик,брошенный в один из самых глубоких казематов королевской
тюрьмы,не смевший разжать уста,- тот самый старик, при встрече с которым
он почувствовал ничем не объяснимое волнение.
Габриэль бросился в объятия к Алоизе и разрыдался.
XXV. ГЕРОИЧЕСКИЙ ВЫКУП
Но на другой день,18 августа,Габриэль,бесстрастный и решительный,
направился в Лувр,чтобы добиться аудиенции у короля. Он долго обсуждал и с
Алоизой, и сам с собой, как следует ему вести себя и что говорить. Прекрасно
понимая,что в открытой борьбе с венценосным противником он разделит участь
отца,Габриэльрешилдержаться независимо игордо,новтожевремя
почтительно и хладнокровно.Нужно просить,а не требовать.Повысить голос
никогда непоздно,думал он.Лучше посмотреть сначала,не притупилась ли
злоба Генриха II за истекшие восемнадцать лет.
Подобное благоразумие и осторожность как нельзя лучше отвечали смелости
принятого им решения.
Впрочем, обстоятельства сложились для него благоприятно.
Войдя водворЛувра сМартен-Герром,насейразсМартен-Герром
настоящим, Габриэль заметил какую-то необычную суматоху, но был так поглощен
своими думами,что почти не обратил внимания на удрученные лица придворных,
попадавшихся ему на пути.
Однако всеэтонепомешало емуразглядеть носилки сгербом Гизов и
поклониться сходившему с них кардиналу Лотарингскому.
- А,это вы,виконт д'Эксмес!- воскликнул взволнованный кардинал. -
Избавились наконец от своей болезни?Очень рад,очень рад! Еще в последнем
письме мой брат с большим участием справлялся о вашем здоровье.
- Монсеньер, такое участие...
- Вы заслужили его необыкновенной храбростью. Но куда вы так спешите?
- К королю, монсеньер.
- Гм... Королю сегодня не до вас, мой юный друг. Знаете что? Я тоже иду
к его величеству по его приглашению.Поднимемся вместе, я вас введу в покои
короля... Вам, надеюсь, уже известна печальная новость?
- Нет,-ответил Габриэль,-яиду из дому и только успел заметить
здесь некоторое волнение.
- Ещебынезаметить!-усмехнулсякардинал.-Нашдоблестный
коннетабль,командовавшийармией,решилприйтинавыручкуосажденного
Сен-Кантена...Неподнимайтесьтакбыстро,виконт,уменяногине
двадцатилетнего...Да,такяговорю,чтосейбесстрашныйполководец
предложил неприятелю бой.Было это третьего дня,десятого августа,в день
святого Лаврентия.Войска у него было приблизительно столько же,сколько у
испанцев,да еще была и превосходная конница. И не угодно ли - этот опытный
военачальник такумело распорядился,что потерпел наравнинах Жиберкура и
Лизероля страшнейшее поражение,сам ранен ивзят в плен,а с ним и все те
офицеры и генералы,что не полегли на поле брани. От всей пехоты не уцелело
и сотни солдат.Вот чем объясняется,виконт, всеобщее смятение... а также,
очевидно, и мое приглашение к королю.
- Великийбоже!-воскликнулГабриэль,потрясенный этимужасающим
известием.-Неужели Франции суждено снова пережить дни Пуатье и Азенкура?
[При Пуатье в1356 году иприАзенкуре в1415 году французские рыцарские
ополчения потерпели тяжелейшие поражения отангличан] Ачто жеслышно про
Сен-Кантен, монсеньер?
- Кмоментуотъездакурьера Сен-Кантенещедержался,иплемянник
коннетабля,адмирал Гаспар де Колиньи, обороняющий город, поклялся искупить
ошибку своего дяди искорее дать себя похоронить подразвалинами крепости,
чем сдать ее.Нояочень боюсь,что адмирал уже погребен под ними ичто
рухнул последний оплот, прикрывавший подступы к Парижу!
- Но это же грозит гибелью государства!
- Спаси Францию,боже! - перекрестился кардинал. - Вот и покои короля.
Посмотрим, что он собирается делать, дабы спасти самого себя!
Стража,отдав честь, пропустила кардинала. В сопровождении Габриэля он
вошелккоролю изастал еговсостоянии полной растерянности.Рядомс
королем сидела в кресле госпожа де Пуатье. Увидев кардинала, Генрих поспешил
ему навстречу.
- Добро пожаловать,ваше высокопреосвященство! - проговорил он.