— И получу?
— Что за вопрос! Однако будете ли вы удовлетворены? Только ли об этом вы станете просить?
— Об этом и еще кое о чем.
— Говорите.
— Вы знаете барона де Таверне?
— Нас связывает сорокалетняя дружба.
— У него есть сын?
— И дочь.
— Совершенно верно.
— И что же?
— Все — Как — все?
— «Кое-что», которое я у вас прошу… Я об этом попрошу вас в свое время.
— Превосходно!
— Мы уговорились, герцог.
— Да, графиня.
— Подписано?
— Гораздо лучше: мы поклялись друг другу.
— Ну так повалите это дерево.
— У меня есть для этого средства.
— Какие?
— Мой племянник.
— Кто еще?
— Иезуиты.
— Ах, ах!
— Я на всякий случай и план приготовил, так, небольшой.
— Можно с ним ознакомиться?
— Увы, графиня,..
— Да, да, вы правы.
— Вы ведь знаете, что тайна…
— Залог успеха! Я заканчиваю вашу мысль.
— Вы восхитительны!
— Однако я тоже хочу попробовать потрясти дерево.
— Очень хорошо! Потрясите, графиня, это не помешает.
— И у меня есть средство.
— ..которое вы считаете прекрасным!
— Я за него ручаюсь.
— Что это за средство?
— Скоро увидите, герцог, вернее…
— Что?
— Нет, вы не увидите.
Столь изящно эти слова мог выговорить только такой прелестный ротик. Потерявшая было голову графиня вдруг словно опомнилась; она торопливо оправила атласные волны юбки, которые в целях дипломатии вздыбились, словно бушующее море.
Герцог был отчасти моряком и привык к капризам океана. Он от души рассмеялся, расцеловал графине ручки и угадал со свойственной ему проницательностью, что аудиенция окончена.
— Когда вы начнете валить дерево, герцог? — спросила графиня.
— Завтра. А вы когда приметесь его трясти? В эту минуту со двора донесся шум подъехавшей кареты, и почти тотчас же раздались крики «Да здравствует король!»
— А я, — отвечала графиня, выглядывая в окно, — я начну сию минуту!
— Браво!
— Идите по черной лестнице, герцог, и ждите во дворе. Через час получите мой ответ.
Глава 6. КРАЙНЕЕ СРЕДСТВО ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ЛЮДОВИКА XV
Король Людовик XV не был до такой степени благодушным, чтобы с ним можно было каждый день говорить о политике.
В самом деле, политика ему надоедала. В дурные минуты он отделывался с помощью веского довода, на который нечего было ответить:
«Да вся эта машинка будет крутиться, пока я жив!»
Когда обстоятельства благоприятствовали, окружающие старались ими воспользоваться. Однако монарх, как правило, наверстывал то, что терял в минуты хорошего расположения.
Графиня Дю Барри так хорошо знала короля, что, подобно рыбакам, изучившим море, никогда не пускалась в плавание, если ей не благоприятствовала погода.
Однако в то время, когда король приехал навестить ее в Люсьенн, он был в прекраснейшем расположении духа. Король был накануне не прав, он знал наверное, что его будут бранить. Значит, в этот день он был хорошей добычей.
Но как бы доверчива ни была дичь, на которую идет охота, у нее все-таки есть некоторый инстинкт самосохранения, и охотнику следует это иметь в виду. Впрочем, инстинкт ничего не значит, если охотник опытный!
Вот как взялась за дело графиня, имея в виду королевскую дичь, которую она собиралась заманить в свои сети.
Она была, как мы, кажется, уже говорили, в весьма смелом дезабилье вроде тех, в какие Буше одевает своих пастушек.
Вот только она была ненарумянена: король Людовик XV терпеть этого не мог.
Как только лакей доложил о его величестве, графиня набросилась на румяна и стала с остервенением натирать ими щеки.
Король еще из приемной увидал, чем занималась графиня.
— Ах, злодейка! — воскликнул он, входя. — Она красится!
— А-а, здравствуйте, сир, — проговорила графиня, не отрывая от зеркала глаз и не прерывая своего занятия, даже после того, как король поцеловал ее в шейку.
— Значит, вы меня не ждали, графиня? — спросил король.
— Почему, сир?
— Ну, раз вы так пачкаете свое личико!..
— Напротив, сир, я была уверена в том, что дня не пройдет, как я буду иметь честь увидеть ваше величество.
— Как странно вы это говорите, графиня!
— Вы находите?
— Да. Вы серьезны, как господин Руссо, когда слушает свою музыку.
— Вы правы, сир, я в самом деле должна сообщить вашему величеству нечто весьма серьезное.
— Я вижу, к чему вы клоните, графиня.
— Неужели?
— Да, сейчас начнутся упреки.
— Я — упрекать вас? Да что вы, сир!.. И за что, скажите на милость?
— За то, что я не пришел вчера вечером.
— Сир! Справедливости ради согласитесь, что у меня нет намерения отбирать ваше величество.
— Жанетта, ты сердишься.
— Нисколько, сир, меня рассердили.
— Послушайте, графиня: уверяю вас, что я не переставал о вас думать.
— Да что вы?
— И вчерашний вечер показался мне вечностью.
— Вот как? Да ведь я, сир, по-моему, ни о чем вас не спрашивала. Ваше величество проводит свои вечера там, где ему нравится, это никого не касается.
— Я был в своей семье, графиня, в семье.
— Сир, я об этом даже не узнавала.
— Почему?
— Что значит почему? Согласитесь, что с моей стороны это было бы непристойно.
— Так вы, значит, не сердитесь на меня за это? — вскричал король. — На что же вы сердитесь? Отвечайте мне по чести.
— Я на вас не сержусь, сир.
— Однако вы сказали, что вас кто-то рассердил?..
— Да, меня рассердили, сир, это правда.
— Чем же?
— Тем, что я стала чем-то вроде крайнего средства.
— Вы — «крайнее средство»? Что вы говорите?
— Да, да, я! Графиня Дю Барри! Милая Жанна, очаровательная Жанночка, соблазнительная Жаннетточка, как говорит ваше величество. Я — крайнее средство.
— В чем же это выражается?
— А в том, что мой король, мой любовник бывает у меня тогда, когда госпожа де Шуазель и госпожа де Граммон им пресытились.
— Ох, графиня!..
— Клянусь честью, хотя бы я от этого проиграла, но я скажу откровенно, что у меня на сердце. Рассказывают, что госпожа де Граммон частенько вас подстерегала у входа в спальню. А я поступлю иначе, нежели благородная герцогиня. Я стану поджидать на выходе, и как только первый же Шуазель или первая Граммон попадется мне в руки… Пусть поберегутся!
— Графиня! Графиня!
— Что же вы от меня хотите! Я дурно воспитана. Я — любовница Блеза, прекрасная бурбонка, как вы знаете.
— Графиня! Шуазели сумеют за себя отомстить.
— Ну и что же? Лишь бы они мстили так же, как я.
— Вас поднимут на смех.
— Вы правы.
— Ах!
— У меня есть одно чудесное средство, и я хочу к нему прибегнуть.
— Что вы задумали?.. — с беспокойством спросил король.
— Я просто-напросто удалюсь. Король пожал плечами.
— Вы мне не верите, сир?
— Признаюсь откровенно, нет.
— Вы просто не даете себе труда поразмыслить. Вы путаете меня с другими.
— То есть, как?
— Ну конечно! Госпожа де Шатору хотела быть для вас богиней. Госпожа де Помпадур мечтала быть королевой. Другие хотели стать богатыми, могущественными, пытались унижать придворных дам, пользуясь вашей благосклонностью. Я не страдаю ни одним из этих недостатков.
— Вы правы — А достоинств много.
— Вы и тут правы.
— Вы говорите не то, что думаете.
— Ах, графиня! Я более, чем кто бы то ни было, знаю, чего вы стоите.
— Пусть так. Послушайте: то, что я скажу, не должно поколебать вашего убеждения.
— Говорите.
— Прежде всего, я богата; мне никто не нужен.
— Вы хотите, чтобы я об этом пожалел, графиня.
— И потом, я не так спесива, как эти дамы, у меня нет таких желаний, исполнение которых тешило бы мое самолюбие. Я всегда хотела одного: любить своего поклонника, будь то мимикетер, будь то король. С той минуты, как я перестаю его любить, я ничем больше не дорожу.