— Да ведь он настраивает Парламент против его величества!
— Ну конечно! В том-то и состоит ловкость!
— Он же толкает англичан к войне!
— Вот именно, потому что мир был бы для него губителен.
— Это не талант, герцог.
— Что же это, графиня?
— Это государственная измена.
— Когда государственная измена имеет успех, графиня, это талант, как мне кажется, и немалый.
— Ну, раз так, герцог, я знаю еще кое-кого, кто не менее ловок, чем де Шуазель.
— Неужели?
— По части парламентов, по крайней мере.
— Это — главный вопрос.
— Да, потому что это лицо причастно к возмущению Парламента.
— Вы меня заинтриговали, графиня.
— Вы не знаете, о ком я говорю, герцог?
— Нет, признаться…
— А ведь он — член вашей семьи.
— Неужели у меня в семье есть талантливый человек? Вы изволите говорить о моем дяде — кардинале, графиня?
— Нет, я говорю о вашем племяннике, герцоге д'Эгийоне.
— Ах, герцог д'Эгийон! Да, верно, это он дал ход делу ла Шалоте. По правде сказать, он очень милый мальчик. Он в этом деле славно потрудился. Клянусь честью, графиня, вот тот человек, которым умной женщине следовало бы дорожить.
— Видите ли, герцог, — отвечала графиня, — я даже незнакома с вашим.., племянником.
— Неужели вы его не знаете?
— Нет, я его никогда не видела.
— Бедный малый! Ну да, действительно, с тех пор, как вы пришли к власти, он неотлучно жил в Англии. Пусть поостережется, когда увидит вас, он отвык от солнца.
— Как среди всех этих мантий оказался человек его ума и его происхождения?
— Он взялся их взбудоражить за неимением лучшего. Понимаете ли, графиня, каждый старается получить удовольствие, где только можно, а в Англии удовольствий немного. До чего же он предприимчивый человек! Какой это был бы слуга королю, буде на то желание его величества! Уж при нем с дерзостью Парламента было бы покончено. Он — истинный Ришелье, графиня. Так позвольте мне…
— Что?
— Позвольте мне представить его вам тотчас по прибытии.
— Он разве должен скоро быть в Париже?
— Ах, графиня, кто может это знать? Возможно, он еще лет пять пробудет в своей Англии, как говорит шельма Вольтер! Может, он в дороге? А что, если он в двухстах милях отсюда? Может быть, он уже у городских ворот!
Маршал пристально изучал по лицу молодой женщины, какое действие на нее производят его слова.
Она на мгновение задумалась и продолжала:
— Давайте вернемся к тому, на чем мы остановились.
— Как вам будет угодно, графиня.
— А на чем мы остановились?
— На том, что его величеству было очень хорошо в Трианоне в обществе де Шуазеля.
— Да, и мы говорили о том, как бы от этого Шуазеля избавиться.
— То есть об этом говорили вы, графиня.
— Как! — воскликнула фаворитка. — Я так хочу, чтобы он ушел со своего поста, что рискую умереть, если этого не произойдет, а вы.., неужели вы мне в этом хоть немного не поможете, дорогой герцог?
— Ото! — проговорил Ришелье, важничая. — Вот что политики называют предложением.
— Принимайте мои слова, как вам будет угодно, называйте их, как хотите, но отвечайте решительно.
— Ах, какое недостойное наречие в устах такой милой и приятной женщины!
— По-вашему, это ответ, герцог?
— Не совсем. Я назвал бы это подготовкой к ответу.
— Вы готовы?
— Подождите же!
— Вы колеблетесь, герцог?
— Нисколько.
— Так я вас слушаю.
— Как вы относитесь к притчам?
— Должна сказать, что они устарели.
— Ну и что же? Солнце тоже старо, а мы ничего лучше не придумали.
— Ну, пусть будет притча. Только чтобы все было прозрачно!
— Как хрусталь!
— Ну, говорите.
— Вы готовы меня слушать, прекрасная дама?
— Я вас слушаю.
— Представьте, графиня.., вы знаете, в притчах принято взывать к воображению.
— О Господи, до чего же вы утомительны, герцог!
— Вы не верите ни одному своему слову, графиня, потому что слушаете меня с особым вниманием.
— Пусть так, я была не права.
— Итак, представьте, что вы гуляете в прекрасном саду Люсьенн и видите восхитительную сливу, одну из тех ренклодов, которые вы так любите, потому что они своим пурпурно-алым цветом напоминают вас.
— Продолжайте, господин льстец.
— Вы видите, как я уже сказал, одну из таких слив на самом верху дерева. Что вы будете делать, графиня?
— Я стану трясти дерево, черт побери!
— А если это бесполезно? Дерево толстое, неискоренимое, как вы изволили выразиться. И вот скоро вы замечаете, что оно даже не пошатнулось, а вы уже поцарапали об его кору свои прелестные ручки. Тогда вы повертываете голову так восхитительно, как умеете лишь вы да цветы, и восклицаете: «Боже мой! Как бы мне хотелось, чтобы эта слива упала на землю!» И при этом вы чувствуете такую досаду!..
— Это очень натурально, герцог.
— Не стану с вами спорить.
— Продолжайте, дорогой герцог, мне безумно интересна ваша притча.
— И вот, обернувшись, вы замечаете своего друга герцога де Ришелье, в задумчивости гуляющего в саду.
— О чем же он думает?
— Что за вопрос, черт возьми! О вас! Вы к нему обращаетесь своим восхитительным нежным голоском: «Ах, герцог! Герцог!»
— Превосходно!
— «Вы — мужчина. Вы — сильный. Вы брали Маон. Встряхните это чертово дерево, чтобы упала проклятая слива» Все верно, графиня, а?
— Совершенно верно, герцог. Я говорила об этом едва слышно, а вы — во весь голос. Так что вы ответили?
— Я ответил…
— Да.
— Я ответил так: «Как вы решительны! Ничего не скажешь! Но посмотрите, какое толстое дерево, какие шероховатые ветви; я тоже дорожу своими руками, хоть и старше вас лет на пятьдесят.
— А-а, прекрасно, прекрасно! — проговорила графиня. — Понимаю…
— Тогда продолжайте притчу: что вы отвечаете?
— Я вам говорю .
— Своим нежным голоском?
— Разумеется.
— Говорите, говорите.
— Я вам говорю: «Милый маршал! Взгляните на это дерево иначе. До сих пор вы были к нему равнодушны, потому что эта слива предназначалась не вам. А пусть и у вас будет такое же точно желание, дорогой маршал: давайте вместе страстно захотим ее съесть. Если вы как следует потрясете дерево, если слива упадет, то…
— То что же?
— Мы съедим ее вместе.
— Браво! — воскликнул герцог, захлопав в ладоши.
— Все верно?
— Клянусь честью, графиня, вы прекрасно сумели закончить притчу… Взяли меня за рога! Как говаривал мой славный батюшка, отлично состряпано!
— Так вы согласны потрясти дерево?
— Обеими руками и изо всех сил, графиня.
— А слива в самом деле была ренклодом?
— В этом я не совсем уверен, графиня.
— Что же это?
— Мне представляется, что на вершине этого дерева скорее висел портфель.
— Значит, мы возьмем этот портфель на двоих.
— Нет, этот портфель достанется мне одному. Не завидуйте мне, графиня; вместе с ним с этого дерева падает так много интересных вещей, что у вас будет богатейший выбор.
— Ну что же, маршал, мы обо всем уговорились?
— Мне достанется место де Шуазеля?
— Да, если на то будет воля его величества.
— А разве король не хочет всего того, чего желаете вы?
— Вы сами видите, что нет, потому что он не желает отставки своего Шуазеля.
— Я надеюсь, что король захочет вспомнить о своем старом товарище.
— По оружию?
— Да, о товарище по оружию. Самая большая опасность далеко не всегда подстерегает нас на войне, графиня.
— Вы ничего не хотите попросить у меня для герцога д'Эгийона?
— Признаться, нет! Этот чудак сумеет попросить об этом самолично.
— Вы, кстати, тоже будете там. А теперь моя очередь.
— Ваша очередь — для чего?
— Просить.
— Отлично!
— Что получу я?
— Что пожелаете.
— Я хочу получить все.
— Разумно.