Николь раскраснелась от гнева, и это ее очень красило. Герцог снова схватил ее за руки, опять зажал ее колени меж ног и посмотрел на нее ласково и многообещающе.
— Барон! — заговорил он. — Николь, разумеется, нет равных при дворе — так я, во всяком случае, думаю. Ну а что касается прославленной дамы, с которой, признаюсь, у нее есть обманчивое сходство, тут мы свое самолюбие спрячем… У вас светлые волосы восхитительного оттенка, мадмуазель Николь. У вас царственные очертания бровей и носа. Ну что же, достаточно вам будет провести перед зеркалом четверть часа, и от недостатков, какие находит господин барон, не останется и следа. Николь, дитя мое, хотите отправиться в Трианон?
— О! — вскричала Николь; вся ее мечта выплеснулась в этом восклицании.
— Итак, вы поедете в Трианон, дорогая, и составите там свое счастье, не омрачая счастья других. Барон! Еще одно слово.
— Пожалуйста, дорогой герцог!
— Иди, прелестное дитя, оставь нас на минутку, — проговорил Ришелье.
Николь вышла. Герцог приблизился к барону.
— Я потому так тороплю вас с посылкой камеристки для вашей дочери, — сказал он, — что это доставит удовольствие королю. Его величество не любит бедность, — напротив, ему приятно будет увидеть хорошенькое личико. Я так все это понимаю.
— Пусть Николь едет в Трианон, раз ты думаешь, что это может доставить королю удовольствие, — отвечал барон, загадочно улыбаясь.
— Ну, раз ты мне позволяешь, я беру ее с собой: она доедет в моей карете.
— Однако ее сходство с ее высочеством… Надо бы что-нибудь придумать, герцог.
— Я уже придумал. Это сходство исчезнет под руками Рафте в четверть часа. За это я тебе ручаюсь… Напиши записочку дочери, барон, объясни ей важность, которую ты придаешь тому, чтобы при ней была камеристка и чтобы ее звали Николь.
— Ты полагаешь, что ее непременно должны звать Николь?
— Да, я так думаю.
— И что другая Николь…
— ..не сможет ее заменить на этом месте — почетном, как мне представляется.
— Я сию минуту напишу.
Барон написал письмо и вручил его Ришелье.
— А указания, герцог?
— Я дам их Николь. Она сообразительна? Барон улыбнулся.
— Ну так ты мне ее доверяешь?.. — спросил Ришелье.
— Еще бы! Это твое дело, герцог. Ты у меня ее попросил, я ее тебе вручаю. Делай с ней, что пожелаешь.
— Мадмуазель, следуйте за мной, — поднимаясь, проговорил герцог, — и поскорее.
Николь не заставила повторять это дважды. Не спросив согласия барона, она в пять минут собрала свои пожитки в небольшой узелок и, легко ступая, точно на крыльях, устремилась к карете, вспорхнула на облучок и уселась рядом с кучером его светлости.
Ришелье попрощался с другом, еще раз выслушав слова благодарности за услугу, оказанную им Филиппу де Таверне.
И ни слова об Андре: говорить о ней было излишне.
Глава 22. МЕТАМОРФОЗЫ
Николь никогда еще не была так счастлива. Для нее уехать из Таверне в Париж было даже не так важно, как из Парижа — в Трианон.
Она была так любезна с кучером де Ришелье, что на следующее же утро о новой камеристке только и было разговору во всех каретных сараях и мало-мальски аристократических передних Версаля и Парижа.
Когда карета прибыла в особняк Гановер, де Ришелье взял служанку за руку и повел во второй этаж, где ожидал Рафте, аккуратно отвечавший от имени маршала на корреспонденцию.
Из всех занятий маршала война играла важнейшую роль, и Рафте стал, по крайней мере по части теории, таким знатоком военного искусства, что, живи Полиб и шевалье де Фолар в наши дни, они были бы счастливы получить одну из его памяток о фортификациях или маневрах: из-под пера Рафте каждую неделю выходили все новые и новые памятки.
Рафте был занят составлением плана кампании против англичан в Средиземном море, когда вошел маршал и сказал:
— Рафте, взгляни-ка на эту девочку! Рафте посмотрел на Николь.
— Очень мила, ваша светлость, — проговорил он, многозначительно подмигнув.
— Да, но ее сходство?.. Рафте, я имею в виду ее сходство!
— Э-э, верно. Ах, черт возьми!
— Ты заметил?
— Невероятно! Вот что ее погубит или, напротив, составит счастье.
— Сначала погубит, но мы наведем в этом деле порядок. Как видите, Рафте, у нее белокурые волосы. Да ведь это совсем нетрудно, правда?
— Нужно только перекрасить их в черный цвет, ваша светлость, — подхватил Рафте, взявший в привычку заканчивать мысли своего хозяина, а часто и думать за него.
— Ступай в мою туалетную комнату, малышка, — приказал маршал. — Этот господин очень ловок, он сейчас сделает из тебя самую красивую и неузнаваемую субретку Франции.
В самом деле, десять минут спустя при помощи черной жидкости, которой каждую неделю пользовался маршал, подкрашивая седые волосы, — это кокетство, какое герцог позволял себе, как он утверждал, еще довольно часто, отправляясь в салон к одной своей знакомой, — Рафте выкрасил прекрасные пепельные волосы Николь в черный цвет. Затем он провел по ее густым светлым бровям булавочной головкой, которую перед тем подержал над пламенем свечи. Благодаря этому он придал ее жизнерадостному лицу фантастическое выражение, ее живым и светлым глазам сообщил страстный, а временами — мрачный взгляд. Можно было подумать, что Николь — фея, вышедшая по приказу повелителя из волшебной бутылки, где до сих пор находилась по воле чародея.
— А теперь, красавица, — проговорил Ришелье, протянув зеркало пораженной Николь, — взгляните, как вы очаровательны, а самое главное, как мало вы похожи на прежнюю Николь. Вам нечего больше опасаться гибели, теперь вы будете иметь успех.
— Ваша светлость! — воскликнула девушка.
— А для этого нам осталось только условиться. Николь покраснела и опустила глаза; плутовка ожидала, без сомнения, речей, на которые де Ришелье был такой мастер.
Герцог понял и, чтобы покончить с недоразумением, обратился к Николь:
— Сядьте вот в это кресло, милое дитя, рядом с господином Рафте. Слушайте меня внимательно… Господин Рафте нам не помешает, не беспокойтесь. Напротив, он выскажет нам свое мнение. Вы расположены меня слушать?
— Да, ваша светлость, — пролепетала устыженная Николь, введенная в заблуждение своим тщеславием.
Беседа де Ришелье с Рафте и Николь длилась добрый час. Потом он отослал девушку спать к служанкам особняка.
Рафте вернулся к военной памятке, а де Ришелье лег в постель, просмотрев прежде письма, предупреждавшие его о происках провинциальных парламентов против д'Эгийона и шайки Дю Барри.
На следующее утро одна из его карет без гербов отвезла Николь в Трианон и, оставив ее с маленьким узелком возле решетки, укатила.
Высоко подняв голову, с надеждой во взоре, Николь спросила дорогу и подошла к двери служебного помещения.
Было шесть часов утра. Андре уже встала и оделась. Она писала отцу о происшедшем накануне счастливом событии, о чем барона де Таверне уже известил, как мы говорили, де Ришелье.
Должно быть, наши читатели не забыли о каменном крыльце, ведущем со стороны сада в часовню Малого Трианона. С паперти часовни лестница ведет направо во второй этаж, то есть в комнаты находившихся на службе дам, в те самые комнаты, окруженные, словно аллеей, Длинным освещенным коридором со стороны сада.
Комната Андре в этом коридоре была первой налево. Она была довольно просторна, хорошо освещалась благодаря окну, выходившему на большой конюший двор; комнату отделяла от коридора маленькая передняя, из которой влево и вправо уходили две туалетные комнаты.