Он стоял не шевелясь, подобно статуе, застывшей на пьедестале, и даже не протянул руки, чтобы взять у уполномоченного Парламента копию приговора.
Бумагу взял маршал. Он выслушал приговор также стоя, однако выглядел бодро и был оживлен. Прочтя документ, он поклонился господам уполномоченным.
Они уже давно ушли, а герцог по-прежнему находился в оцепенении.
— Тяжелый удар! — проговорил Ришелье. — Ты больше не пэр Франции — это унизительно.
Герцог повернулся к дяде с таким видом, словно только сейчас к нему вернулась жизнь вместе со способностью мыслить.
— Ты этого не ожидал? — спросил Ришелье.
— А вы, дядюшка? — спросил д'Эгийон.
— Как я мог предвидеть, что Парламент нанесет такой страшный удар любимцу короля и фаворитке?.. Эти господа рискуют головой.
Герцог сел, прижав руку к пылавшей щеке.
— Только вот если Парламент лишает тебя звания пэра в ответ на назначение командующим рейтарами, — продолжал старый маршал, вонзая кинжал в открытую рану, — то он приговорит тебя к заключению и сожжению на костре в тот день, когда ты будешь назначен премьер-министром. Эти господа тебя ненавидят, д'Эгийон, остерегайся их.
Герцог героически перенес эту отвратительную насмешку; несчастье его возвышало, оно очищало душу.
Ришелье принял его стойкость за бесчувственность, даже за тупость; он подумал, что его уколы слишком слабы.
— Не будучи пэром, — проговорил он, — ты перестанешь быть бельмом на глазу у этих «судейских крючков»… Уйди на несколько лет в неизвестность. Кстати, видишь ли, неизвестность, твое спасение, придет к тебе так, что ты и не заметишь; будучи отстранен от должности пэра, ты почувствуешь, что тебе труднее стать министром, это выбьет тебя из седла. Впрочем, если ты хочешь бороться, Друг мой, что ж, у тебя в распоряжении графиня Дю Барри; она питает к тебе нежные чувства, а это надежная опора.
Д'Эгийон встал. Он даже не удостоил маршала злобного взгляда в ответ на те страдания, которые старик только что заставил его вынести.
— Вы правы, дядюшка, — спокойно отвечал он, — и в последнем вашем совете чувствуется мудрость. Графиня Дю Барри, к которой вы любезно советуете мне обратиться и которой вы сказали обо мне столько хорошего и так горячо, что любой в Люсьенн может это подтвердить, графиня Дю Барри меня защитит. Слава Богу, она меня любит, она смелая, имеет влияние на его величество. Благодарю вас, дядюшка, за совет, я укроюсь там, как в спасительном порту во время бури. Лошадей! Бургиньон, в Люсьенн!
На губах маршала застыла улыбка.
Д'Эгийон почтительно поклонился дядюшке и вышел из гостиной, оставив маршала сильно заинтригованным, больше того — смущенным тем озлоблением, с которым он вцепился в благородную и живую плоть.
Старый маршал почувствовал некоторое утешение, видя безумную радость парижан, когда вечером они читали на улице десять тысяч экземпляров приговора, вырывая его друг у Друга из рук. Однако он не мог сдержать вздох, когда Рафте спросил у него отчета о вечере.
Он рассказал ему все, ничего не утаив.
— Значит, удар отражен? — спросил секретарь.
— И да, и нет, Рафте; рана оказалась несмертельной; но у нас есть в Трианоне кое-что получше, и я упрекаю себя за то, что не посвятил себя этому целиком. Мы гнались за двумя зайцами, Рафте… Это безумие…
— Почему же, если поймать лучшего? — возразил Рафте.
— Ах, дорогой мой, вспомни, что лучший — всегда тот, который убежал, а ради того, чего у нас нет, мы готовы пожертвовать другим, то есть тем, что держишь в руках.
Рафте пожал плечами, он был недалек от истины.
— Вы полагаете, — спросил он, — что д'Эгийон выйдет из этого положения?
— А ты полагаешь, что король из него выйдет, болван?
— О! Король всюду отыщет лазейку, но речь идет не о короле, насколько я понимаю.
— Где пройдет король, там пролезет и графиня Дю Барри: ведь она держится поблизости от короля… А где пролезет Дю Барри, там и д'Эгийон просочится… Да ты ничего не смыслишь в политике, Рафте!
— А вот мэтр Флажо другого мнения, ваша светлость.
— Ну, хорошо! И что же говорит мэтр Флажо? Да и что он сам за птица?
— Он — прокурор, ваша светлость.
— Что же дальше?
— А то, что господин Флажо утверждает, что король не выпутается.
— Ого! Что может помешать льву?
— Мышь, ваша светлость!..
— А мышь — это мэтр Флажо?
— Он так говорит.
— И ты ему веришь?
— Я всегда готов поверить прокурору, который обещает напакостить.
— Посмотрим, что сможет сделать мэтр Флажо.
— Посмотрим, ваша светлость.
— Иди ужинать, а я пойду лягу… Я совершенно потрясен оттого, что мой племянник — больше не пэр Франции и не станет министром. Дядя я ему или нет, Рафте?
Герцог де Ришелье повздыхал, а потом рассмеялся.
— У вас есть все, чтобы стать министром, — заметил Рафте.
Глава 26. ГЕРЦОГ Д'ЭГИЙОН ОТЫГРЫВАЕТСЯ
На следующий день после того, как Париж и Версаль были потрясены новостью об ужасном приговоре Парламента, когда все только и ждали, что же последует за приговором, де Ришелье отправился в Версаль и продолжал там вести привычный образ жизни. Рафте вошел к нему с письмом в руке. Секретарь обнюхивал и взвешивал на руке конверт с беспокойством, которое немедленно передалось хозяину.
— Что там еще, Рафте? — спросил маршал.
— Что-то малоприятное, как мне представляется, ваша светлость, и заключено оно вот здесь, внутри.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что это письмо от герцога д'Эгийона.
— Ага! От племянника? — спросил герцог.
— Да, господин маршал. Выйдя из кабинета короля, где заседал совет, лакей подошел ко мне и передал это письмо. И вот я так и этак верчу его уже минут десять и никак не могу отделаться от мысли, что в нем какая-то дурная новость.
Герцог протянул руку.
— Дай сюда! — приказал он. — Я храбрый!
— Должен вас предупредить, — остановил его Рафте, — что, передавая мне эту бумагу, лакей хохотал до упаду.
— Дьявольщина! Вот это действительно настораживает… Все равно давай! — сказал маршал.
— Он еще прибавил: «Герцог д'Эгийон советует, чтобы господин маршал прочел это послание незамедлительно».
— Вот беда! Не заставляй меня думать, что ты приносишь несчастье! — вскричал старый маршал, Твердой рукой сломав печать.
Он прочел письмо.
— Эге!.. Вы изменились в лице, — проговорил Рафте, заложив руки за спину и наблюдая за герцогом.
— Неужели это возможно? — пробормотал Ришелье, продолжая читать.
— Кажется, это серьезно?
— А ты доволен?
— Разумеется, я вижу, что не ошибся. Маршал перечитал письмо.
— Король добр, — заметил он.
— Он назначил д'Эгийона министром?
— Еще лучше!
— Ого! Так что же?
— Прочти и скажи свое мнение. Рафте стал читать письмо. Оно было написано рукой герцога Д'Эгийона и содержало в себе следующее:
«Дорогой дядюшка!
Ваш добрый совет принес свои плоды: я рассказал о своих неприятностях дорогому другу нашего дома, графине Дю Барри, а она поделилась ими с Его Величеством. Король возмутился насилием господ членов Парламента надо мной, человеком, честно исполнявшим свой долг. Сегодня же на Совете Его Величество отменил приговор Парламента и предписал мне продолжать исполнение обязанности пэра Франции.
Дорогой дядюшка! Зная, какое удовольствие Вам доставит эта новость, посылаю Вам снятую секретарем копию решения Его Величества, принятого на сегодняшнем Совете. Вы узнаете о нем раньше, чем кто бы то ни было.
Примите уверения в моем искреннем уважении, дорогой дядюшка; надеюсь, что Вы не оставите меня и в будущем, оказывая милости и подавая мудрые советы.
Подпись: герцог д'Эгийон».