Еще бы! Ведь это было королевское слово. И невольный тон, которым это было произнесено, как видно, был последней каплей, убедившей Горона.
– Верю. Ступай за мной.
Он наклонился и вытащил из‑под скамьи темный ком – это оказался его старый плащ, в который он тут же старательно закутался, несмотря на жару поистине тропической ночи. Направился к выходу, нисколько не сомневаясь в том, что она послушно последует за ним. Снаружи, на широкой ступени, перекрывающей цокольный этаж этой превращенной в жилище скалы, терпеливо дожидался отрок с маленьким кувшинчиком и каким‑то зеленым свертком. Горон принял все это как должное, поблагодарив благосклонным кивком и двинулся по этой щербатой террасе вправо, минуя череду узких нор, вгрызавшихся в рыхлый песчаник горы.
– Спальни. Найдешь свободную и переднюешь, – кинул он через плечо Сэнни, которая следовала за ним чуть ли не вприпрыжку.
Терраса начала круто подниматься, скоро превратившись в неогражденную лестницу, но Горон своего шага не убавлял, как видно, проверяя выносливость навязчивой спутницы. Ничего, она пока справлялась. Лиственная крыша была уже совсем близко, и нижние ветви, заметно утратившие к утру свою светоносность, заставили Горона пригнуться. Он остановился, отвел рукой, оплетенной змеиными ремнями, нависшую над лестницей ветку и пропустил девушку вперед. Она скользнула мимо него, постаравшись не задеть даже края его одежды, и неожиданно очутилась на открытой каменной площадке.
Грозовая туча, теряя в своем стремительном беге облачные ошметки, исчезала где‑то справа; слева нежная прозелень неба предвещала погожий рассвет. Исчезающая луна едва проглядывала сквозь облачные прорехи на западе, зато на остальном небосводе проклюнулась причудливая россыпь незнакомых созвездий.
– Памятка. – Горон указал на вытянувшиеся в одну линию мерцающие небесные светлячки. – Это – Веретено. Завтра пойдешь прямо на него. Теперь смотри вниз: там начало живой тропы к соседнему подлесью. Как спустишься, увидишь перед собою каменные арки, их всего одиннадцать. Иди от одной к другой, не собьешься, но старайся ни к одной из них не прислониться. Затем – Бездорожная Пустошь, днем пересечь ее невозможно, потому что укрытий и подземных ходов под нею нет. Ночью другое дело, ты не заплутаешься, если с живой тропы не собьешься и будешь держать путь прямо на Веретено. Под утро подойдешь к Горюнову подлесью, входи смело, скажешь: «С благословением Горона», тебя приветят. Есть чем за постой заплатить?
Она растерянно пожала плечами: этого она как‑то не предусмотрела.
– Держи, – он протянул ей крошечный мешочек, как ей показалось, наполненный некрупными камешками. – Больше одного соля не давай. Путь‑то неблизкий. И еще один соль заплати за поручи, а то как это ты все руки себе не изрезала, просто удивительно. Да, вот еще, это тебе…
Он суетливо, даже как‑то по‑стариковски сунул ей кувшинчик и что‑то мягкое, завернутое в зеленый лист; затряс головой: не отказывайся, мол, и не благодари. Она поняла – бедняга старался, чтобы руки их не соприкоснулись. Тоже, наверное, болят.
– Пора. Я сейчас на заутреннее сходбище к здешнему одинцу зван, освобожусь только после рассвета, – проговорил он устало, – так что нынче мы уж не увидимся. А к вечеру как проснешься, так и пускайся в путь, заката не дожидаясь – под арками‑то густая тень, Нетопырь тебя не заметит; он в узкие расщелины не суется, должно быть, крылья помять опасается. У тебя ноги резвее моих, так что я тебя вперед себя пущу. Как в Горюны прибудешь, под купину нырни и сиди там, меня дожидайся. Ну?..
Его манера разговаривать до странности изменилась: словно не она, а он сам ей в спутники напросился. И ждет чего‑то.
– Не поняла: что значит – »ну»?
– Слово.
Как в Горюны прибудешь, под купину нырни и сиди там, меня дожидайся. Ну?..
Его манера разговаривать до странности изменилась: словно не она, а он сам ей в спутники напросился. И ждет чего‑то.
– Не поняла: что значит – »ну»?
– Слово. Дай слово.
– Какое слово, Горон?
– Честное. Что за всю эту ночь ты ни разу не попытаешься ни приблизиться ко мне, ни хотя бы проследить за мной.
– О чем речь! Это, само собой разумеется. И в эту ночь, да и во все последующие. Я свое слово сказала.
– Помни.
И исчез. Некоторое время летучий шорох его шагов еще доносился снизу, из‑под плотной, отливающей металлом листвы, нависающей над лесенкой. Поступь‑то у этого бродяги не старческая, так что все эти рассуждения относительно резвости ее ног – это или кокетство, или лукавство. Уж не хочет ли он сам за ней проследить? В таком случае ему уготовано глубокое разочарование. Она не собирается проводить целый день в этом муравейнике, где, как она только сейчас поняла, спят с восхода солнца и до заката, чтобы бодрствовать всю светлую и более или менее прохладную ночь.
И путешествовать под трухлявыми арками, к которым даже прислоняться не рекомендуется, а затем пересекать открытую пустошь (неизвестно еще, какие на ней твари водятся), ей совершенно незачем. Потому что она сейчас пролетит до самого Горюнова подлесья, выберет укромный уголок, где можно будет неприметно для аборигенов появиться завтра поутру, и благополучно отбудет на свою Игуану, где ее уже совершенно определенно заждались… Кстати, по дороге хорошо бы придумать, как объяснить мужу, где она столько времени пропадала, а то что‑то затянулась ее «минуточка».
Ах да, она ведь отправилась выбирать место для своего нового замка. Да еще надо проследить, не заблудилась ли эта чернокожая парочка, которую она бросила над самым морем. Итак, вперед, в жаркое, так и не омытое дождем поднебесье. Первая арка внизу… Пятая… Одиннадцатая… Пустошь в три перелета… А вот и искомое подлесье. Горону бы так путешествовать. Топать ему целую завтрашнюю ночь, пока не доберется он сюда, где уже позолоченная рассветом тропинка (почему – живая?) ныряет под свод незнакомой купины. Вот тут мы с ним завтра и встретимся.
А теперь – домой!
Дом – ну не сразу же дом, разумеется, а пока только обрывистый берег, встретивший ее опьяняющей морской благодатью. Никого. Ну, понятно, тихриане проголодались, а у странствующего менестреля безошибочный нюх на то направление, в котором надо искать предполагаемый ужин. Да, кстати об ужине – у нее в руках до сих пор Горонов гостинец. Попробовать? Нет, рисковать незачем. Хотя в кувшинчике может быть диковинное, ни с каким другим не сравнимое вино, да еще тепловатая лепешка, упругая плоть которой прощупывается через оливковый жилистый лист, поддразнивает пряным запахом ее любопытство.
Нет уж, хватит на сегодня сюрпризов. А то еще окажется, что Горон решил попотчевать ее каким‑нибудь колдовским зельем… Для джасперянина, нечувствительного к любым инопланетным ядам, это смертельной опасности не представляет, но вот если напиток окажется убийственно пьянящим, то это еще одна заморочка. И без того сейчас предстоит очередное объяснение с супругом – и на что она лазала и кого она гладила…
Кувшинчик и лепешка полетели в море. Сирвенайя, если ты поблизости, то приятного аппетита!
Да, и еще одно: крошечный мешочек, словно сплетенный из конского волоса. Что в нем за камешки?.. Тусклые белые кристаллы. Похоже на соль.
Сэнни опасливо оглянулась по сторонам, потом не удержалась и лизнула‑таки один из них. Ничего особенного, действительно соль. А ведь неплохая разменная монета для того уровня, на котором пребывает эта перепрелая Невеста. Кстати, надо будет попросить Эрромиорга, чтобы он связался с баронским домом Цоббу, в чьих владениях расположены все солеварни, и попросил прислать для конюшни ведерко самой крупной соли.