Или три.
– Если тебе звонили из офиса, то это было еще до конца рабочего дня, – рассудил Шумов. – Самое позднее – семь часов. Сейчас... – он посмотрел на часы. – Одиннадцать. Четыре часа разницы. Это называется – финиш.
– Какой еще финиш? – не понял я. – При чем здесь четыре часа?
– Хотя, – Шумов разговаривал сам с собой, очевидно, не наблюдая рядом собеседников. – Пока они передадут информацию, пока все это дойдет до верха... И они не будут пороть горячку, они постараются сделать все как можно аккуратнее. А на это нужно время...
– Мне можно идти домой? – спросил я.
– Ты мне еще пригодишься, – был ответ.
– Вот спасибо!
– Из‑за тебя мы опоздали, – прокурорским тоном объявил мне Шумов. – Мы могли быть здесь первыми. И мы должны были оказаться здесь первыми. Если бы не твоя дурацкая память!
– А что нам здесь делать? – недоуменно пожал я плечами. – Хоть первыми, хоть сто первыми...
– Во‑первых, не орать, – Шумов заткнул мне рот ладонью. – Во‑вторых, быть незаметными...
Быть незаметными по шумовской методике означало согнуться в три погибели и продираться по кустам параллельно дому. А дом был длинный, поэтому пробираться пришлось долго, и я старался не думать о таких прозаических вещах, как собачье дерьмо. Судя по всему, оно служило ориентиром Шумову в его секретном путешествии по улице Чайковского.
– Номер квартиры? – прошипел Шумов. – Какой там номер квартиры?
– Я не знаю, – ответил я, подозревая, что сейчас меня снова объявят идиотом. – Эта женщина мне не сказала...
– Если она не сказала номер квартиры, то они тоже не знают номер. Значит, им пришлось проверять все пятикомнатные квартиры в доме, – шипел свои непонятные расклады Шумов. – Вот на этом они еще потеряли время... То есть не все так плохо... Но все и не так хорошо, как могло быть. Если бы не всякие...
Я привычно согласился со всеми обвинениями в свой адрес. Вот еще кто бы объяснил мне, кто такие «они» и какого черта мы играем в партизан в этих дебрях, вместо того чтобы культурно подойти к подъезду. Правда, я не знал, к какому именно подъезду нам нужно подойти.
– Вот они, – как‑то особенно злобно прошипел Шумов. – Видишь? Вон там?
– А что там?
– Не слишком ли много машин у одного подъезда в двенадцатом часу ночи?
– Может, свадьба у кого? – предположил я.
– Дурак ты, Саша, – в сердцах заметил Шумов и пополз дальше.
Машин и вправду было многовато. И людей тоже. Причем ничего особенного они не делали, просто стояли возле подъезда, облепив его со всех сторон. Стояли и даже не переговаривались друг с другом.
– Странно все это, – прошептал я.
– Твой головной мозг наконец‑то включился! – съязвил Шумов. – А я уже было потерял надежду... А странного тут ничего нет. Так и бывает, когда слишком упорно тормозишь.
– Что бывает?
– Сейчас увидишь, – пообещал Шумов. Я ему поверил, но «сейчас» растянулось минут на пятнадцать. Потом люди у подъезда пришли в движение, образовав что‑то вроде коридора от подъезда к машинам. Такое обычно делают, когда какая‑нибудь поп‑звезда типа Майкла Джексона перемещается по нашей грешной земле в опасной близости от простых смертных. Я стал ждать появления звезды.
И она явилась. Только была она какая‑то уж очень маленькая, щуплая и неказистая. Сопровождавшие звезду мужики были выше ее на голову.
Сопровождавшие звезду мужики были выше ее на голову.
– Это что такое? – прошептал я.
– Это не «что», это «кто». Разве ты не узнал?
Я пригляделся. Маленький, щуплый и неказистый, к машине медленно волочил ноги Алексей Мухин. Собственной персоной. И хотя он был маленький и неказистый, у него было одно важное достоинство – он был живой. И он совсем не походил на зомби.
5
– Честное слово, – сказал я, чуть не плача, – он был мертв. У него все лицо было в крови... И очки разбиты. Честное слово! – Я хотел было поклясться чем‑нибудь солидным, однако в голову ничего не пришло.
– Это уже неважно. – Шумов внимательно следил за происходящим возле подъезда. – Важно, что они его нашли раньше нас. И это значит, что золотой ключик сейчас уплывет от тебя, Саша, к другим людям.
– Что за «они»? – яростно прошипел я. – Кто это такие? Это тыквинские козлы? Или это Хруст? Или это твоя Орлова все же оказалась Барыней и нашла Мухина? Кто это?!
– Есть только один способ узнать, – решительно сказал Шумов, чуть привстав и перебежав метров на пять‑шесть поближе к машинам. Я сделал то же самое и поинтересовался у сыщика:
– Какой способ?
– Рискованный, – сообщил Шумов. – У тебя пистолет есть?
– Ага, – сказал я. В горле у меня почему‑то сразу пересохло.
– Стрелять умеешь?
– Нет! – решительно заявил я.
– А придется, – сказал Шумов. – У меня нет времени тебя уговаривать, поэтому просто доставай пистолет и стреляй.
– Куда? – ошарашенно вытаращился я на сыщика, медленно вытягивая Олегов «ПМ» из кармана. – В кого мне стрелять?
– Ни в кого. Просто стреляй. А потом очень быстро убегай в ту сторону. – И Шумов показал, куда именно мне сматываться.
– Долго бежать?
– Пока не поймешь, что за тобой уже никто не гонится.
– А когда стрелять?
– Сейчас! – Шумов напутственно толкнул меня в плечо, а сам, пригибаясь к земле, понесся по кустам к темному микроавтобусу, возле которого в окружении нескольких здоровяков стоял маленький несчастный Мухин. Они кого‑то ждали, а потом этот кто‑то вышел, только я не успел рассмотреть данного человека, потому что в соответствии с указаниями Шумова я поднял пистолет вверх и нажал на курок.
У меня было тайное желание попасть в фонарь, который нависал как раз над Мухиным и его свитой, но после моих двух выстрелов я решил никому про это желание не рассказывать. Шумову скажу, что палил просто в небо.
А дальше во мне снова сработала интуиция, причем со страшной силой. Шумов мог бы и не говорить, что после стрельбы нужно бежать – я и сам просек, что оставаться в кустах равносильно смерти. Вся эта толпа, что паслась у подъезда, мигом сорвалась с места, сыпанула в разные стороны, но большая часть кинулась ко мне. И я чесанул что было силы!
Шумов говорил, что придется долго и упорно бежать, но он не предупредил, что мне вслед будут стрелять! Это оказалось неприятным сюрпризом, причем какой‑то идиот засадил очередь из автомата, что совершенно недопустимо в жилых районах в позднее время суток! Люди же спят!
Стрельба придала мне сил, тем более что дальше я бежал по склону, бежал, с трудом удерживаясь от превращения в настоящий колобок. Позади орали, стреляли, ревели моторы, но я не оглядывался, потому что знал: ничего приятного я там не увижу.
Когда склон кончился, я выскочил на дорогу, и тут сверху по мне снова начали палить, но без успеха. А я юркнул в кусты по другую сторону дороги, ломанулся наугад и выбрался уже в конце какого‑то сквера.