– А Хруст, значит, работал на Барыню, и Мухин сам натравил их на себя своими письмами и записками... – Шумов уважительно покачал головой. – Этот Бляха‑Муха все‑таки добился, чего хотел. Упрямый, черт... Но я думал, что до этого упрямца первыми доберутся другие люди.
– А кто там еще может быть?
– А ты вспомни, как Хруст узнал, что Мухин сидит в пятикомнатной квартире на Чайковского? Вспомнил?
– Как – вспомнил? Я и не знал никогда! Я знаю, как я узнал – это ты мне сказал, после того, как я вспомнил про телефонный звонок из Тамариной конторы...
– Костя, – с лестницы нам навстречу метнулся один из орловских людей. – У нас большие проблемы! Иди‑ка посмотри!
– Мама, – сказала на всякий случай Тамара и вцепилась мне в локоть.
– Мама тут ни при чем, – обеспокоенно заметил Шумов, вытаскивая из карманов оба своих пистолета. – Тут нужно других родственников поминать...
– А что это ты на меня так смотришь? – удивился я.
2
До выхода наружу оставалось ступенек десять‑двенадцать, и в открытом дверном проеме было видно звездное ночное небо. Однако наружу никто выходить не спешил. И на каждой ступени, пригнувшись, стоял человек в черной униформе с оружием на изготовку.
Их командир был на самом верху, почти у двери. Увидев Шумова, он оживленно заговорил, не снимая пальца со спускового крючка «Калашникова»:
– Костя, это вилы, понимаешь? Это ловушка. Мы отсюда живыми не выйдем, потому что там, снаружи, никакие не бандиты, там профи работают. У них снайперы кругом рассажены, по всему периметру, так что положат нас всех, если сунемся. Так что вопрос номер один – что это за хмыри, а вопрос второй – есть другой выход?
– Если выход и есть, они его тоже закрыли, – включился Шумов. – Ты же сам говоришь – профи.
– Я могу подмогу вызвать, – сказал командир. – Тогда они ударят этим с тыла... Но это уже будет называться война. И трупы потом придется паковать штабелями.
– Спасибо, что объяснил...
Я осторожно выглянул из‑за спины Шумова. Сразу за дверью начиналась открытая заасфальтированная площадка. Свет уличных фонарей делал ее достаточно освещенной, чтобы засевшие стрелки чувствовали себя, как в тире. Сами стрелки засели за машинами, находившимися метрах в ста пятидесяти от дверей склада. Еще между складом и машинами лежали люди – вся тыквинская команда была уложена на асфальт лицами вниз. Руки они держали на затылке, нервно подергивались, тихо матерились и ждали, чем все это закончится.
– Теперь врубились? – негромко и гадко засмеялся Хруст, которого тут же поставили на колени и держали на прицеле. – Вам лучше меня отпустить.
– Это не его громилы, – сказал Шумов, брезгливо покосившись на злорадствующего Хруста. – Те уже давно дома, меняют мокрое белье на сухое. Им если не платят, так и нет смысла лезть в драку. А тут люди покруче засели. И тоже ведь оперативно сработали, а? Иди поговори с ними.
Я завертел головой, чтобы понять, к кому он обращается.
– Я тебе говорю, – сказал Шумов и, чтобы у меня не возникало иллюзий, ткнул пальцем в грудь. – Иди и поговори с ними. Обрисуй ситуацию. Разойдемся мирно. Сегодня.
– Я? Мне идти? Туда, где снайперы сидят?! – Я обернулся к Тамаре, чтобы встретить там моральную поддержку, но вместо этого встретил тот дурацкий взгляд, которым женщина смотрит на мужчину, когда ожидает от него героических поступков. – Все понятно... Ну тогда дайте мне бронежилет, что ли...
– Твое обаятельное лицо, – сказал Шумов, – твой лучший, твой самый непробиваемый бронежилет.
– Все понятно... Ну тогда дайте мне бронежилет, что ли...
– Твое обаятельное лицо, – сказал Шумов, – твой лучший, твой самый непробиваемый бронежилет.
– Не смешно, – сказал я, ежась не столько от ночной прохлады, сколько от слова «снайперы», пульсировавшего в моей голове.
– А я и не шучу, – Шумов похлопал меня по плечу. – Все шутки остались в подвале. Тут началась серьезная работа.
3
На всякий случай я все же заорал, прежде чем высовываться наружу:
– Не стрелять! Не стрелять, выходит человек!
Кажется, они засмеялись в ответ. Ну и пошли вы все... Я выскочил из двери и энергично зашагал по асфальтовой площадке. Энергично – чтобы не было заметно, что у меня дрожат коленки.
Мне дали пройти метров сорок‑пятьдесят, а потом чей‑то свирепый голос рявкнул из‑за машины:
– Лежать! Мордой вниз! Оружие на землю!
Коленки у меня вздрогнули очень сильно, и я сам с перепугу подался было к земле, но тут же спохватился, выпрямился и проорал в ответ:
– Черта с два! Я на переговоры!
В ответ эти уроды не нашли ничего более остроумного, чем пальнуть в меня из снайперской винтовки. Пуля ударилась в паре сантиметров от моих ног и вызвала дикую панику среди группы камуфляжных охотников во главе с Тыквой. Они все ринулись было куда‑то ползти, обгоняя друг друга, но ползти было особенно некуда, нигде этих ползунов не ждали, и они снова затихли.
Я же устоял на ногах, хотя очень хотелось забиться в какую‑нибудь норку, просто в асфальте не было норок.
– Та скотина, которая это сделала, – дрожащим голосом заявил я, – непременно получит в грызло. Если выйдет сюда. Один на один, как мужчина с мужчиной...
Они опять издевательски заржали. А я подумал, что, может быть, план Шумова в этом и заключается: засечь всех снайперов, когда они будут по мне стрелять, перебить их и прорываться дальше. Ну что ж, вряд ли мне светило дожить до выполнения этого плана.
– Идет кто‑нибудь? – спросил я у темноты. – Никто? Ну тогда я сам сейчас приду и дам в грызло кому надо...
Я шагнул вперед, ожидая нового выстрела, но выстрела не было, а мой напряженный слух уловил какие‑то голоса. Кто‑то с кем‑то ругался. Наверное, спорили, кто из снайперов должен меня прикончить.
Уставившись в асфальт, я шел к машинам, сжимая кулаки и бормоча строчку из детской песенки: «...Никак не ожидал он такого вот конца. Никак не ожидал он такого вот конца. Конца. Никак. Никак. Конца...»
Шаги навстречу прозвучали мягко и вкрадчиво. Я остановился, услышав:
– Я же тебе велел сидеть дома.
– Доброй ночи, дядя, – сказал я в ответ и поднял глаза. ДК в эту ночь выглядел особенно круто. Учитывая, что позади него сидело навалом всяких снайперов и просто мастеров дырявить человеческие головы.
– Что ты здесь делаешь? – холодно спросил ДК. На нем была темно‑зеленая куртка и черный берет, что придавало ДК вид этакого отставного «солдата удачи», который по старой привычке иногда выходит на промысел. По ночам.
– Мы тут гуляем, – сказал я. – С Тамарой.
– И Тамара здесь? – недоверчиво спросил ДК. – С какой стати?
– С такой, – нагло ответил я. – Ты же ничего не сделал из того, что обещал. Ты не отмазал меня от Тыквы. Ты не забрал у него Тамару. Мне пришлось все делать самому. Поэтому мы с Тамарой и прогуливаемся в такое позднее время в таком странном месте.
– Я не успел переговорить с Тыквой, – сказал ДК не то чтобы виновато – такое я вообще боялся представить, – а немного огорченно.