– А вы понимаете, что при таких обстоятельствах она никогда не сможет вернуться в Италию? Что такой брак будет считаться здесь двоемужеством?
– Я знаю… и Франческа тоже знает. Но вы же сами сказали, что в Италии она ничего, кроме горя, не узнала.
– Это верно, – вздохнул он. – Мать Франчески умерла, когда она была еще крошкой, перед войной. Моя дочь выросла в партизанском лагере в разгар гражданской войны, с ранних лет она узнала людей разных – и героев, и предателей. Оттого и выросла непохожей на других. Кому-то ее жизненный опыт покажется горьким, но в ней самой горечи нет. Ее большое сердце готово сострадать всему человечеству – и мне не хотелось бы видеть его разбитым.
– Я люблю Франческу, – заверил я его. – И не разобью ей сердце, во всяком случае, умышленно.
– Как я слышал, вы конструктор кораблей и судостроитель?
– Не кораблей, а маленьких лодок.
– Понимаю. После разговора с Пьеро я решил побольше узнать о вас, так что один мой друг навел кое-какие справки… Оказывается, у вас высокая профессиональная репутация.
– Возможно, в Южной Африке, но я понятия не имел, что меня знают здесь.
– На вас даже как-то ссылались, – продолжал он. – Скажу прямо: мне понравилось то, что я узнал о вас. Нынешняя авантюра не в счет. Я не верю в ее успех… Но, если вам будет сопутствовать успех, поверьте, вы получите заколдованное золото – в ваших руках оно обернется жухлыми листьями. Приятно знать, что на своем профессиональном поприще вы преуспеваете.
Он подоткнул вокруг ног одеяло.
– Теперь вам надо идти – Франческа ждет. Мне нечего подарить вам, кроме добрых пожеланий, но они всегда и везде будут с вами.
Я пожал его протянутую руку и неожиданно для себя сказал:
– Почему бы вам тоже не уехать из Италии вместе с нами?
Он улыбнулся и покачал головой.
– Нет, я стар, а старики не любят перемен. Теперь мне уже не покинуть свою родину, но благодарен вам за это предложение. Прощайте, Хал, думаю вы сможете сделать мою дочь счастливой.
Я попрощался и вышел. Больше я никогда не видел Графа.
* * *
Просто невероятно, но наступил день, когда киль был отлит. Мы столпились вокруг формы и не верили своим глазам. Неужели весь наш пот и труд воплотился в этой застывшей массе тусклого желтого металла размером в восемь кубических футов?!
– Ну вот, – сказал я. – Через два дня спустим «Санфорд» на воду.
Курце взглянул на часы:
– Мы можем сделать сегодня еще что-нибудь. Нельзя расхолаживаться, киль закончен, но впереди еще масса дел.
Итак, работа продолжалась. Уокер начал разбирать печи, а Курце и Пьеро под моим руководством готовили «Санфорд» к замене свинцового киля. В ту ночь мы были счастливы.
Франческа доложила, что на потенциальном военном фронте – без перемен: Меткаф на борту фэамайла, Торлони в гостинице, наблюдение за верфью ведется в том же составе – в общем, все нормально, насколько это возможно в столь ненормальной ситуации.
Беда придет, если ей суждено прийти, когда мы спустим «Санфорд» на воду. При первых же признаках нашего отъезда противник будет вынужден действовать. Я никак не мог понять, почему они до сих пор на нас не напали.
Следующий день принес сплошные радости. Мы работали, как всегда, напряженно, а когда закончили, «Санфорд» стала самой дорогой в мире яхтой. Килевые болты, отлитые Курце вместе с золотым килем, легко вошли в новые отверстия кильсона, которые Гарри сделал давным-давно в Кейптауне, и, как только мы убрали тали, «Санфорд» удобно и надежно обосновалась на золоте.
– Не понимаю, почему ты не использовал старые отверстия? – спросил Курце.
– Другое распределение тяжести, – объяснил я. – Золото в два раза легче свинца, и такой киль должен иметь другой профиль. Мне пришлось поколдовать с центром тяжести.
Конечно, с балластом, сдвинутым к центру, яхта будет испытывать бортовую качку, как шлюпка, но с этим уж ничего не поделаешь.
Я любовался «Санфорд»: теперь яхта стоила около двух миллионов фунтов – самая дорогая в истории пятнадцатитоннажная яхта. Я испытал за нее прилив гордости – немногие конструкторы могут похвалиться такой изобретательностью!
За ужином мы сидели притихшие и расслабленные. Я сказал Франческе:
– Сегодня ночью лучше бы вывезти отсюда драгоценности, возможно, это последний удобный момент перед «фейерверком».
Она улыбнулась:
– Это сделать нетрудно. Пьеро залил их в бетонные кирпичи – перенимаем у вас опыт камуфляжа. Они сложены около нового ангара, который строит Пальмерини.
Я рассмеялся:
– Нужно взглянуть на них.
– Пошли, – предложила Франческа, – я покажу тебе.
Мы вышли в ночную темноту, и она направила луч фонаря на рассыпанную груду кирпичей около нового ангара.
– Вот они, драгоценные кирпичики, вымазанные известкой.
– Неплохо, – оценил я, – совсем неплохо.
Она прильнула ко мне, и я нежно обнял ее. Нечасто нам выпадала такая возможность, из-за отсутствия времени мы были лишены многих радостей, которыми обычно наполнена жизнь нормальных влюбленных. Через секунду она тихо спросила:
– А когда ты вернешься?
– Как только продам золото, – ответил я. – Первым же рейсом из Танжера.
– Я буду ждать, – сказала она. – Только не здесь, а в Милане с отцом.
Она назвала мне адрес, который я запомнил.
– Тебе не жаль будет покидать Италию?
– Нет. С тобой – нет.
– Я предложил твоему отцу поехать с нами, но он отказался.
– Конечно, ему ведь за семьдесят. Он не переживет этого.
– Я тоже так думал, но все-таки решил попробовать.
Мы еще долго болтали в темноте о всяких пустяках, столь милых сердцам влюбленных. Потом Франческа пожаловалась на усталость и пошла спать. А я остался выкурить сигарету, мне было так хорошо. Я видел, как ее силуэт таял в темноте, на секунду возник прямоугольник света дверного проема, и вот она уже скользнула внутрь.
Из темноты послышался шепот:
– Халлоран!
Я вздрогнул.
– Кто здесь? – Я стал шарить вокруг лучом фонаря.
– Убери свой чертов фонарь. Это я, Меткаф.
Я выключил фонарь и шагнул в сторону, чтобы ухватить один из бетонных кирпичей. Я не разобрал, меченый он или нет; если меченый, то Меткафу достанется по башке драгоценным кирпичом. Темный силуэт приблизился.
– Я уж думал, ты никогда не кончишь любезничать со своей подружкой, – сказал Меткаф.
– Что тебе нужно и как ты сюда попал?
Меткаф посмеивался.
– Пробрался со стороны моря… за воротами верфи наблюдают ребята Торлони.
– Я знаю.
– Знаешь? – В голосе его звучало удивление. – Давно ли? – Я видел, как блеснули его зубы. – Впрочем, какое это имеет значение, теперь это ничего не меняет.
– Что не меняет?
– Хал, мальчик мой, ты в беде, – торопился сообщить Меткаф. – Торлони собирается напасть на вас сегодня ночью. Я пытался удержать его, но он совсем от рук отбился.
– Ты на чьей стороне?
Он засмеялся.
– Только на своей. – Но тут же изменил тон. – Что ты собираешься делать?
Я пожал плечами:
– А что мне остается? Конечно, буду защищаться.
– Ни в коем случае! Тебе не справиться с головорезами Торлони. Яхта готова к спуску?
– Пока нет, ее нужно шпаклевать и красить.
– Какого черта! – рассердился он. – Нашел время думать о червях в обшивке. Ведь новый киль ты уже поставил?
Я удивился – откуда он знает об этом?
– Ну и что?
– А то – втыкай мачту и спускай яхту на воду, не медли! Ты должен любой ценой убраться отсюда поживее. – Он всунул мне что-то в руку. – Вот тебе разрешение на выход. Я же говорил, что капитан порта – мой приятель.
Я взял бумагу и спросил:
– Не понимаю, почему ты помогаешь нам. Разве Торлони работает не на тебя?
Он тихо засмеялся:
– Торлони работает только на себя.