— Настоящий мужчина поступает так: сказал — сделал, — стоял на своем Саня. — Нет, вы мне не докажете, у нас дома матриархат. Да и всюду тоже.
Я видел, что папа выдыхается. Саня железной логикой уложил его на обе лопатки.
— Я думаю, что традиционный брак приказал долго жить, попросту говоря, умер, — папа совершил последнюю попытку сразить Саню в честном споре и залез в дебри философии. — Ныне муж и жена действительно равны по всем статьям. Вот, к примеру, в нашей семье мы с мамой Кира прежде всего друзья, товарищи. У нас нет главы семьи, да он и не нужен.
Саня деликатно уклонился от спора о нашей семье, он лишь предложил:
— Давайте все же напишем письмо в газету. Или еще лучше — выступите по телевизору, у вас это здорово получается.
— О чем? — спросил папа, хотя и он и я догадывались, что сейчас больше всего волнует Саню.
— О матриархате, — мой друг был непоколебим.
Дверь отворилась, и папа бросился в прихожую — пришла мама.
— Кирилл, это правда, что ты разбил вчера окно? — спросила она, поздоровавшись.
— Правда, — признался я.
До сей поры я не знавал за собой никаких прегрешений, а потому не боялся говорить правду.
— Каким образом?
— Мы играли в футбол, я ударил и нечаянно попал в окно, — на всякий случай виноватым занудливым голосом протянул я, обеспокоенный тем, что мама задает слишком много вопросов — наверное, она все знает.
— У него мяч срезался, — вступился за меня Саня. — Такое случается и с игроками сборной.
Папа подвинул маме стул.
— Мамочка, садись и, пожалуйста, не волнуйся.
— Ты хочешь сказать, Кирилл, — мамина дотошность не знала предела, — что ты играл в футбол и разбил окно? Я тебя правльно поняла?
— Правильно, — склонил я голову, вспомнив, что чистосердечное признание облегчает наказание.
— Ну, Кир, удружил, нечего сказать, — всплеснул руками папа. — Сколько раз я тебе говорил, что играть в футбол — вредно для твоего здоровья. Ну а разбить окно — я не нахожу слов, это переходит все границы. Это позор для родителей и вообще подсудное дело.
Папа на мгновение замолк, и мама вставила реплику.
— Первый в жизни мужской поступок.
То, что произошло на кухне после маминого восклицания, можно смело было назвать немой сценой. Мы замерли в тех самых позах, в которых нас настигла мамина реплика. Папа с воздетыми вверх руками, я — со смиренно склоненной головой, а Саня — с широко открытыми глазами.
А мама, между тем, спокойно намазала маслом кусок черного хлеба и с аппетитом стала его уплетать.
— Инна, — первым очнулся папа, — ты хочешь сказать, что бить стекла — это хорошо?
— Я хочу сказать, что ужасно голодна, — ответила мама. — Ты меня покормишь?
— Ну конечно, извини, — папа завертелся по кухне, загремел кастрюлями. — Все еще горячее, мы только что поели.
Саня подмигнул мне, и мы потянулись на выход.
— Вас не интересует, откуда я узнала о разбитом окне? — спросила мама, окуная ложку в тарелку с борщом.
Зантригованные, мы с Саней сели на табуретки.
Привыкшая управляться с несколькими делами одновременно, мама ела и рассказывала:
— Меня остановила седая женщина в спортивном костюме с буквой «Д» на груди. Во рту она держала папиросу и дымила, как пароход. Женщина попросила меня повлиять на своего сына, в котором пропадает футбольный талант. Я ответила, что у моего сына немало талантов, но футбольного, к сожалению, нет. Тут бабушка не на шутку рассердилась и объявила, что мой сын вчера метров с тридцати великолепным ударом в девятку разбил ей окно.
— Удар был мощнейший, — подтвердил Саня. — Вратарь бы не взял, железно.
— Когда я услышала это, — продолжала мама, — я сразу сказала, вот теперь я абсолютно уверена, что это был не мой сын. Мой сын не способен разбить окно.
Тогда бабушка попросила меня не волноваться, потому что она никому не собирается жаловаться. В свою очередь я заявила, что давно мечтала ответить за подобный поступок моего сына. Бабушка сказала, что в этом нет необходимости, она лишь просит, чтобы мой сын принял участие в тренировках дворовой команды, а также привел своего друга Саню — известного мастера кожаного мяча.
Закончив свой рассказ, мама спросила напрямую:
— Так что насчет тренировок?
Известный мастер кожаного мяча, которому польстила похвала бабушки, ответил неопределенно:
— Мы подумаем.
В продолжение маминого рассказа папа вынужден был хранить гордое молчание. Наконец-то теперь у него появилась возможность высказаться.
— Инна, я совершенно не понимаю, к чему ты призываешь?
— Я хочу, чтобы мой сын был мальчишкой.
— А он, по-твоему, кто?
— Я хочу, чтобы он был настоящим мужчиной, чтобы он мог защитить девочку и забить гвоздь в стенку. — Мама показала на окно. — Два года гардину нельзя повесить — у папы и сына руки не доходят.
— Я, между прочим, целыми днями готовлю обеды и кормлю тебя и ребенка, — завелся и папа. — Мне осточертело быть домашней хозяйкой, если к тому же этого никто не ценит.
— Можешь меня не кормить, — мама отодвинула тарелку, в которой оставалось на самом донышке. — Первый раз вовремя с работы пришла, а так допоздна ставлю опыты.
— Я был бы счастлив, если бы мог работать с утра до вечера, — папа сорвал передник, скомкал его и швырнул на пол. — Тогда бы я книгу написал или даже диссертацию, о которой ты мне плешь проела.
Саня потянул меня за рукав, и мы улизнули.
Занятые выяснением своих отношений, мама и папа не заметили нашего исчезновения. Мне было неловко перед Саней за своих родителей. Друг понял мое состояние и стал меня утешать.
— У вас это еще цветочки! А вот когда мои родители разойдутся — ого-го-го! Правда, мама быстро утихомиривает папу, она ему говорит: «Мы же с тобой в разных весовых категориях». Да, у вас тоже, я гляжу, нормальный матриархат.
Признаться, меня удивил сегодня папа. Обычно такой покладистый, во всем поддакивающий маме, он совершенно переменился. Видно, на него подействовали Санины монологи.
— Пойдем походим по улице, — предложил я.
— Подождем твоего отца, — сказал Саня, усаживаясь на скамейку.
— Откуда ты знаешь, что он придет? — удивился я, примостившись рядом с другом.
— Богатый опыт, — ответил Саня. — Мой отец обычно выскакивает из подъезда и первое, что говорит: «Дышать нечем».
Не прошло и минуты, как во двор выскочил мой папа и на ходу рванул ворот рубахи.
— Ну абсолютно нечем дышать.
Мы не стали хохотать до упаду, потому что были хорошо воспитанными детьми.
Никого не замечая, папа понесся на улицу. Я хотел было его окликнуть, но Саня удержал меня.
— Не волнуйся, побегает полчаса и вернется. Я по своему отцу знаю.
Действительно, через полчаса папа появился возле подъезда и присел к нам на скамейку. Саня вынул из кармана пачку сигарет.
— Закуривайте, успокаивает.
Папа взял дрожащими пальцами сигарету. Саня ловко зажег спичку. Папа затянулся и закашлялся.
— Вот, дьявол, с девятого класса не держал во рту этой гадости.
— Неужели ты курил? — я не узнавал своего папы.
— Еще как смалил! — засмеялся папа. — Но бросил решительно и бесповоротно, как и подобает настоящему мужчине.
Мы приготовились слушать папины воспоминания.
— У нас в девятом классе смалили все, — папа еще раз курнул и уже больше не закашлялся. — Учителя и директор махнули на нас рукой, как ни боролись, ничто не помогало. И вдруг все в один прекрасный день бросили.