Глафира Алексеевна согласно кивала и все порывалась вставить словечко, да где там — папу невозможно было остановить.
Вдохновленный родительскими речами, я быстро справился с работой и собирался уже забить последний гвоздь как раз в том месте, куда я угодил мячом — в левом верхнем углу окна. Но папа забрал у меня молоток.
— Всю работу делает подмастерье, — торжественно произнес папа, — а точку ставит мастер.
Не знаю, что толкнуло папу взять в руки молоток. Может, его ввела в заблуждение та обманчивая легкость, с какой я управлялся с этим нехитрым орудием труда. А может, ему захотелось покрасоваться перед Глафирой Алексеевной в новой роли? МНе трудно судить, что вдохновило папу на подвиг. Как бы там ни было, папа взял в руки молоток, приладил гвоздь и ударил.
Я зажмурился. Раздался грохот. Когда я открыл глаза, то не поверил им. Хотя все законы физики против, но я увидел, что время покатилось вспять.
Словно не было долгой поездки на рынок и обратного путешествия в трамвае, когда папа сиял, как именинник. Словно не обивал я усердно и осторожно гвоздями стекло. Словно ничего этого не было, и папиной точки тоже не было.
Буквально в том же месте, где днем я нанес свой великолепный удар, зияла точно такая же дыра. Ну что ж, теперь я твердо знаю, что своим футбольным талантом обязан папе.
Повернувшись к нам спиной, бабушка беззвучно хохотала. Папа, однако, не терял присутствия духа.
— Сегодня на рынок мы уже не успеем, но завтра, в крайнем случае, послезавтра…
— Да вы не хлопочите, — утешала нас бабушка. — Завтра обещали из бытуслуг прийти.
Папа лишь махнул рукой, мол, нашли кому верить.
Глафира Алексеевна как в воду глядела — припрятала на всякий случай картонку. Бабушка ловко приколотила ее на прежнее место. Мы с папой переглянулись — ну и бабуся!
— Кирилл, — попросила бабушка, — приходи сам на тренировку и Саню приводи. Наташа тоже будет.
— Хорошо, — сказал я.
Мы с папой отправились домой, на прощанье пообещав бабушке, что завтра, в крайнем случае, послезавтра…
У нашего подъезда папа смущенно почесал подбородок.
— Кир, я всю жизнь учил тебя говорить правду…
— Папа, — нашел я выход, — мы скажем маме, что окно заделали и бабушке тепло, хорошо, не дует.
— Ну и отлично, а мы завтра, в крайнем случае, послезавтра…
Помахав мне рукой, папа помчался на улицу.
Наше долгое отсутствие лучше всяких слов убедило маму, и ей хватило моего короткого объяснения.
Уже засыпая, я вспомнил о Наташе. Вечером мне не удалось с ней повидаться. Но ничего — завтра встретимся, лишь бы у нее все было хорошо.
Я заснул, и мне даже в голову не пришло, что Наташу я увижу совсем не скоро.
Человек с двумя именами
Едва проснувшись, я почуял неладное. Обычно мы с мамой завтракали и собирались — она в институт, я в школу — под аккомпанемент папиного храпа с посвистыванием. Для нас это было все равно, что пение птиц в просыпающемся лесу. Мы с мамой пересмеивались, подшучивали над папиными утренними трелями, но тихо, чтобы не разбудить нашего властелина, то бишь главу семьи.
Сегодня в доме стояла гробовая тишина. Что случилось? Я вскочил с постели. Из нашего дома исчез, испарился папин дух, а кроме того, папины плащ и берет. Я заглянул в спальню — папы и там не было.
Я зашел в кухню. Мама пила кофе.
— Доброе утро, мамочка, — я поцеловал маму. — А где папа?
Мама растерянно пожала плечами.
— Первый мужской поступок, — удивился я.
Так начинался этот день, день исчезновений.
В школе не было сразу двоих — Наташи и Ляльки. Лялька нездорова, а почему нет Наташи? Я спросил у Калерии Васильевны.
— Мать забрала Наташу из нашей школы. Она посчитала, что это будет лучшим выходом из создавшегося положения, — объяснила Калерия Васильевна и добавила лукаво: — И тебе станет полегче.
— Я мужчина, — ответил я, — и не боюсь трудностей.
Калерия Васильевна была довольна ответом своего любимого ученика.
А между тем с ее любимым учеником, то есть со мной, стало твориться что-то нехорошее. Я еще сам не понимал, что со мной происходит, но только чувствовал, что начал меняться. Точно папа, уходя, забрал и мою душу.
Кроме меня, конечно, Саня больше всех был огорчен исчезновением моего папы. Я, естественно, не сказал Сане всей правды, попросту потому, что и сам ее не знал.
— Он же обещал, что мы сегодня начнем борьбу с матриархатом, — переживал Саня.
После уроков мы вместе отправились домой. Первым делом забежали к Наташе. Звонили, звонили, никто не открывал. Тогда постучали в дверь. Ни привета ни ответа. Вот когда я пожалел, что у Наташи нет братца. У него хоть можно было узнать, где Наташа.
— Наташка с родителями укатила на юг, — у Сани не было сомнений, — к Черному морю.
А что? Очень даже просто — сели в машину и поехали.
Я не стал возражать Сане, и мы пошли к нам.
Когда я открывал дверь, мне вдруг показалось, что мне приснился дурной сон и никуда мой папа не уходил, а сейчас встретит нас в неизменном переднике и первым делом скажет:
— Все разговоры после обеда, а теперь — руки мыть и за стол.
Но в наше время чудеса, к сожалению, случаются редко. Папы дома не было, а также не было никаких записок и вообще каких-нибудь свидетельств того, что папа наведывался сегодня домой.
И в это время зазвонил телефон. Сердце у меня екнуло — папа.
На сей раз я не ошибся. В трубке бушевал сердитый папа.
— Я уже третий раз звоню, а тебя все нет и нет. Где ты бродишь?
— Из школы шел с Саней, — впервые в жизни я с удовольствием оправдывался.
— Шел, — уже добродушно ворчал папа. — Скажи лучше — еле-еле ноги переставлял и с Саней трепался.
— Ага, — радостно согласился я, — еле-еле плелся и болтал с Саней.
Услышав свое имя, мой друг навострил уши.
— Ну, здравствуй, Кирюша, — сказал папа. — Как вы… там?
— Здравствуй, папа. Мы — ничего, — ответил я. — А ты как… там?
— Я тоже… ничего, — папа резко переменил тему разговора. — Ты обедал?
— Обедал.
— Где?
— В школе.
— Ну сколько раз тебе говорить, — загремел папа, — что в школе ужасно кормят, и ты можешь испортить себе желудок. Почему ты не ешь дома?
Я дипломатично молчал.
— Ах да, — спохватился папа, но тут же нашел выход. — Есть потрясающая идея!
— Какая? — обрадовался я.
— В школе, конечно, вполне сносно кормят, — говорил папа, — но будет лучше, если я тебе продиктую рецепты, а ты станешь готовить. У мамы, сам понимаешь, нет времени, — папа на секунду замолк. — Как она?
— По-моему, она не ожидала от тебя такого финта, — высказал я предположение.
— Заботься о маме, — попросил папа. — И вообще ничего не изменилось. Будем считать, что я в командировке.
— В длительной? — спросил я.
— Пока не знаю, — немного помолчав, ответил папа. — Ручку нашел? Записывай.
— Записываю, — сказал я.
Папа стал диктовать рецепт замысловатого блюда из мяса с сыром, а я старательно выводил каракули на листе бумаги. Чтобы папа не заподозрил, что я не переписываю его рецепт, я один раз спросил:
— А солить до или после?
— Конечно, после, — ответил папа и продолжал диктовать.
— Записал? — спросил папа и, получив утвердительный ответ, ободрил меня: — Выше голову, Кир. Не боги горшки обжигают!
Я понял, что папа сейчас положит трубку, и спросил:
— А маме сказать, что ты звонил?
— Ни в коему случае, — испугался папа. — Это наша с тобой тайна. Где твоя мужская солидарность? Будь здоров, я завтра позвоню.
— Буду, — я повесил трубку, но от телефона не отходил, будто ждал, что папа спохватится, позвонит и скажет самое важное.