Молодожен Алик, пока он дома в одиночестве, предается довольно странному занятию: переворачивает, тщательно осматривает и простукивает деревянные части стульев, исследует ножки стола, столешницу. Затем принимается таким же манером за платяной шкаф.
Слышится звук открываемой двери. Алик делает полный досады и разочарования жест, быстро вешает назад вынутую на плечиках одежду и ложится с газетой на диван.
– Белочка, это ты?
– И я и мама… – Появляется его счастливая супруга.
– Наконец-то! – вскакивает Алик. – Одному в доме так скучно!
Вошедшая следом Соня застает пылкую встречу.
– Мы были в нашей квартире! – сообщает Изабелла. – Примеряли шторы.
– Меня смущает, что мама несет такие расходы, – хмурится Алик.
– А меня смущает, что вы совершенно не интересуетесь будущим жилищем, – говорит Соня.
– Но там еще маляры, Софья Рашидовна. Не умею разговаривать с малярами. А главное, целиком полагаюсь на ваш вкус!
…Мусницкий энергичной походкой приближается к ДЭЗу. Здесь его дожидается кучка людей из присутствующих на собрании и при ночной смене труб на чердаке.
– Максим Семеныч, один вопросик!
– По личному можно, Максим Семеныч?
Начальник, не задерживаясь, проходит к себе:
– Все после обеда! Сейчас ничего!
Он снимает пальто, тут же открывает записную книжку и названивает по телефону:
– Петр Анатольевич, Мусницкий. Сколько лет, сколько зим!.. Как ваше драгоценное?.. И я помаленьку, спасибо. Мне бы посоветоваться, Петр Анатольевич… Некоторые возникли затруднения, а у вас такой круг друзей… Нет, лучше не телефонно. Когда разрешите заскочить?.. Спасибо большое, буду точно в три. – Он делает пометку на одном из ближайших листков календаря и снова набирает номер: – Алло, это секретарь Михаила Самсоныча?.. Леночка?.. Здравствуйте, дорогая, Мусницкий беспокоит… Еще не забыли?.. Ценю, ценю ваше отношение!.. Нет, я по другому поводу. Михаила Самсоныча надо бы повидать… Да, очень желательно поскорей… Замолвите словечко? Ваш должник по гроб жизни! Когда перезвонить?.. Очень хорошо!.. Обязательно! Целую ручку!
Новая пометка в календаре и новый звонок:
– Гога?.. А можно его?.. Жду… Гога, Максим на проводе… Да не пугайся, я не про карточный должок. Слушай, у тебя с Комаровым сохранилась связь?.. А он на прежнем месте?.. Вот что, устрой нам встречу в домашней обстановке – и будем с тобой квиты… Да, серьезно!.. Нет, конец месяца не годится, необходимо на днях… Договорились. Звони в любое время, хоть на работу, хоть домой. Пока.
На следующем звонке заедает: длинные гудки – не берут трубку. А другой номер упорно занят. Просовывает голову в дверь главный инженер.
– Заходи, Алтынов, – приглашает Мусницкий.
Тот вытаскивает из кармана бумажку:
– Тут у кого побывала вчера милиция. Особо вот этот накапал, спортсмен.
Мусницкий барабанит пальцами.
– Ладно, займусь.
Он поднимается, решительно нахлобучивает шапку и отправляется прямиком на свидание с нервным уголовником…
В квартиру, где прежде обитал ансамбль, Мусницкого впускает Томин.
– Нашему благодетелю! – Томин протягивает ему руку.
– Как устроились на новом месте?
– Похуже, конечно, и грязновато. Но я лично не жалуюсь.
– Этот… с картинками… здесь? – понижает голос Мусницкий.
– Недавно встали-с, – в тон ему отзывается Томин. Сделав Мусницкому знак обождать, он идет на кухню, где что-то жует его сосед.
– К вам.
– Опять домовладелец? – Уголовник выходит насупленный. – Если снова жительство менять…
– Ни в коем случае!
– Тогда чего?
Мусницкий переходит на полушепот:
– Понимаете, насолил мне один тип вот так, – чиркает он по горлу. – Нельзя ли его…
– Абзац! – перебивает собеседник. – По мокрому не работаю.
– И не надо, зачем! Его достаточно… пошли, поговорим, а? Здесь как-то неудобно…
Все так же нехотя уголовник пропускает его в комнату.
И Томин, прислушивающийся из кухни, не улавливает больше ни звука.
…Поздним вечером, когда спортсмен возвращается домой, в подъезде его ждут татуированный уголовник, простуженный мужичонка, навещавший кореша, и еще третий.
Едва спортсмен показался в подъезде, как на него набрасываются с кулаками. Парень он крепкий и, несмотря на внезапность атаки, успевает тоже нанести несколько увесистых ударов.
Тогда нападающие меняют тактику: двое держат, татуированный бьет. Без ожесточения, с ленцой, но крепко.
– Ребята, за что? – вскрикивает спортсмен.
– Ванну любишь? Душ любишь? Купайся! А лишнего не болтай! Понял? Не трепи языком! – приговаривает уголовник, «вколачивая» в спортсмена каждую фразу.
Где-то наверху нажали кнопку вызова, с характерным звуком пополз лифт.
Татуированный и его подручные мгновенно исчезают, бросив спортсмена. Тот бессильно оседает на пол.
День. На том же месте, что и раньше, в машину к Алику подсаживается портниха.
– Ну?
Алик отрицательно качает головой.
– Опять ничего?! Сколько можно чикаться?! Прошлый раз ты сработал в три дня! Три дня – и до свидания!
– Прошлый раз было что взять! А тут – дохлое дело! Вляпался по твоей милости, одни расходы кругом!
– Алик, не выводи меня из себя! Тут есть что взять! Соня очень богатая женщина!
– Купила квартиру, обстановку…
– Думаешь, истратилась? Да ей на двадцать квартир хватит! Ну вот хоть эти-то деньги – на квартиру, на мебель – откуда она брала? Ведь при тебе!
– Не знаю. Дома тайников нету. Кроме пустых, которые я, между прочим, сразу нашел!
– Слыхала-слыхала. Неужто Соня у кого-то держит?.. Доверенное лицо?.. – пожимает плечами. – А дура Изабелла знает про деньги?
– Знает в принципе, что от папаши осталось, но доступа не имеет. За каждый стольник с матерью сюсюкает.
– Ох, Соня!
– Насчет доверенных тоже, скажу тебе, не похоже. Я с любимой тещи глаз не спускаю! Куда вы, мама? На рынок? Я подвезу. В поликлинику? Провожу, у меня как раз свободное время. Вы на кухню? Разрешите побыть около вас… Она уже щурится: вы, говорит, Алик, не на мне женаты, а на Изочке! Сказал, что отгуливаю неиспользованный отпуск, и шляюсь за ней как пришитый. Вечером сумочку проверю – одна мелочь. Наутро ревизую – уже бумажки лежат! Непонятно откуда. Буквально все при мне делает!
– И моется при тебе?
– Моется одна… – задумчиво говорит Алик. – Может, и правда проверить ванну? Я там смотрел, но не очень внимательно.
– Она вот-вот выпихнет тебя в отдельную квартиру. Ты понимаешь серьезность ситуации? Спешить надо!
– Не накручивай – и так на пределе! Этот медовый месяц в год жизни влетит!
Свидетельница, которую первой посетили Знаменский и Томилин в обшарпанном доме, набирает номер, записанный на полях газеты.
– Это следователь Знаменский?.. С вами говорит Птицына из квартиры три, дом восемнадцать. Вы с товарищем были у меня на прошлой неделе и оставили телефон… Да-да, Елена Ивановна… Здравствуйте… Простите, я волнуюсь, потому что… словом, мне на работе дали понять, чтобы я «не разменивалась на домовые склоки», – так было сказано… Завотделом. Вызвал вдруг к себе и в резкой форме… Сама поражена: откуда узнал, я сослуживцам ничего не рассказывала… Мне чрезвычайно неловко, но я вынуждена…
…Знаменский продолжает этот разговор при встрече с Птицыной в кабинете:
– Вы намерены изменить показания?.. Нет, ничего не советую, это вопрос вашей совести…
Звонит внутренний телефон.
– Подполковник Знаменский… Да, товарищ генерал, иду!
– Доброе утро, – приветствует генерал. – Присядьте. – Он долистывает бумаги в папке, завязывает тесемочки и придвигает к себе из-под настольного календаря бумажный квадратик.