Как писали в старых романах, пока наш «герой» думает, поясним подоплеку вопроса. В каюте убитой обнаружили нож. Складной нож, валявшийся на полу. Самой Титовой он был скорее всего не нужен; в шкафчике у нее лежали два-три столовых ножа и немного посуды, все подернутое легкой пылью, так как питалась она, естественно, в ресторане. Остатки свежей фабричной смазки позволяли предположить, что нож куплен совсем недавно. Не исключено, что принес его в каюту убийца, а затем предпочел обойтись без крови; вылезая же через окно, незаметно выронил нож из кармана. В свете этих предположений визит Ладжуна в «Хозтовары» представлял определенный интерес.
– Не припоминаешь? Поближе тебя подведу. К хозяйственному магазину у речного порта. Поскольку ты сегодня сетовал на мое недоверие, то вот, пожалуйста, случай проявить искренность. Свидетельскими показаниями тебя не жму.
Юрий Юрьевич колебался: «свидетельские показания»… вдруг кто и впрямь видел его там, у прилавка?
– Она… ну, эта моя девушка… ей что-то нужно было. Она говорит: пошли до магазина, и мы пошли… Если я что покупал, то я покупал кухонные ножи и вилки. Можно было подумать, что я порядочный человек, семейный. Когда спортсмен, то я гранаты покупаю, гантели, понимаете? А что вот семейный – вот купил нож, – он заглянул Михаилу Петровичу в лицо и нашел подтверждение, что того Дайнеко и ожидал.
– Скажи мне конкретнее о цели приобретения этого ножа.
– О цели приобретения ножа… Ну, понимаете, в чем дело… Короче говоря, каждому человеку нужен нож. А я покупал кухонный нож как хозяйственный человек, что, мол, такого нет и как раз такой мне нужен. Я, по-моему, покупал за четыре рубля.
– Для благоприятного впечатления, значит? Ради бакинки?
– Да, чтобы убедить, что семейный человек. Не финку покупал, а дома нож нужен, я порядочный человек, понимаете?
– Юра, да ты же всегда играл холостяка, который собирается жениться!
– Не хотел ее обнадеживать. Хорошая девушка попалась.
– Силен ты вкручивать мозги!
Юрий Юрьевич с удовлетворением принял комплимент, сочтя, что тонкая тактика в обращении с женщинами оценена по достоинству. Дайнеко же имел в виду изобретательность, с которой тот за короткие секунды выдумывал и почти разыгрывал в лицах психологически убедительные миниатюры, призванные заменить правдивый ответ на вопрос.
– Слушай, а откуда взялись деньги распивать на «Тереке» коньяки и шампанское?
– Почему бы нет? Деньги у меня были.
– Откуда? В графе твоих доходов весь предыдущий месяц пусто. Даже почти полтора месяца пусто.
– Перед тем я во Пскове прилично взял, Михаил Петрович.
– Так то в июле, а «Терек» – сентябрь. Да еще в Астрахани пальто купил, верно?
– Верно. Думаю, еду на Волгу, хоть и тепло еще, но все равно пальто надо купить. Еще и шарф купил…
– Еще и путевку на теплоход в оба конца. Либо деньги были на исходе, либо какой-то августовский эпизод ты утаил.
– Нет, Михаил Петрович, клянусь честью! Денег, правда, немного было, но были, а я лишнего не выпью, вы знаете. Что на теплоходе, если разобраться? Плывешь и плывешь.
– Другими словами, ты сидел на мели.
– Не то чтобы на мели… немного денег было…
Все имеет конец. Наступал он и для следствия. Пришло время решительного допроса.
На экране в смонтированном виде он выглядел очень динамично. За счет убранного вступления и длиннот натиск Михаила Петровича казался стремительным. Но вместе с сокращениями ушли и некоторые краски, и смысловые оттенки, которые в литературной записи стоит, вероятно, сохранить.
С самого начала допроса в кабинете нависло напряжение. Чуя перемену, Ладжун беспокойно всматривался в Михаила Петровича, пока тот делал предварительные записи в протоколе.
– Перемудрил ты, Юрий Юрьевич, – сказал Дайнеко, откладывая ручку. – Надеялся хитрей всех быть, да не вышло… Когда-нибудь ты пробовал ставить себя на мое место? Нет? Ну, попробуй давай. Давай вместе разбираться. Сначала ты взял на себя чужое преступление. Естественно, я стал гадать: зачем? Такой ловкий, такой предусмотрительный человек не мог поступить случайно. Значит, у тебя были соображения. Ну, у меня тоже явились соображения: возвел ты напраслину на себя, чтобы создатьфальшивое алиби.
Ладжун, слушавший с большим вниманием, негодующе поднял плечи:
– Что вы обо мне думаете, черт побери?
– Сейчас договорю, и ты узнаешь. Все мои сведения выложу и мысли, и будем смотреть, что получается. Так вот. В июле есть псковский эпизод, в августе и сентябре ничего нет. Где ты находился, что делал – неизвестно. Начал я копать – и раскопал «Терек». Тут тебя подвели два обстоятельства: ключ от каюты и еще пальто, что в Жданове оставил в октябре месяце. Пассажир, на которого пало подозрение, сошел с теплохода в коричневом джерсовом пальто… Погоди, не перебивай! Возражения после. А сейчас следи. Я спрашиваю: плавал на «Тереке»? Говоришь: нет. Ладно. Предъявляю доказательство, и ты вспоминаешь, что да, плыл, нопоследним рейсом и притом в оба конца. Я тебе снова доказательство, ты снова припоминаешь: рейс был тот,предпоследний, но с Титовой ты едва знаком. А между тем команда утверждает обратное. Утверждают, что обхаживал ты ее с самой Астрахани. Дальше. Не успели пришвартоваться, как ты в Ярославле выпрыгнул на берег. Хотя билет был «от» и «до». Но ты внезапно сошел. А по показаниям штурмана, пытался даже раньше сойти, в Тутаеве, то есть на рассвете после убийства.
– Черт побери! – не выдержал Ладжун. – Просто мне все это неприятно, понимаете. Думаю, елки-палки, я лучше сойду. Тут человека убили, еще вдруг на меня подумают, и взял сошел к чертовой матери!
– Осторожно, Юра, я предупреждал, что надо быть внимательным. Вот опять заспешил оправдываться и вредишь себе ложью. Откуда тебе знать об убийстве, когда на теплоходе еще никто не знал? Только в двух вариантах мог ты раньше всех знать. Либо был очевидцем – но не советую, потому что запутаешься. Либо…
– Я не причастен!
– Не причастен… Еще раз прошу: поставь себя на мое место. Вот если ты здесь, а я по ту сторону стола. Ты бы мне поверил?
– Я бы вам поверил. Клянусь, Михаил Петрович, я бы вам поверил! Клянусь честью!
– И как бы ты объяснил всю цепь улик? Куда бы ты их спрятал в деле, они же лезут в глаза? Да еще приплюсуй сюда нож. Если я тебе скажу, что ты оставил кое-где нож?
– Не оставлял я… – впервые мы увидели смятенного Ладжуна.
– Нож приобщен к делу, при желании могу его показать.
– Если бы я хотел кого-то убить, я бы купил нож не такой.
– А он и есть не такой, не кухонный. Складной нож. Найден в каюте Титовой.
Ладжун беззвучно выругался. Не ожидал он опасности с этой стороны, ведь ножом он не воспользовался, думать о нем забыл. А вдруг на рукоятке его отпечатки?!
– Будь ты, Юрий Юрьевич, на моем месте, ты бы сейчас непременно спросил: зачем при шапочном знакомстве приходить к женщине в каюту с ножом?
– А почему нет? Считал, немножко выпьем… и нож не для чего-нибудь… Я взял закуску порезать.
– А в ресторане нельзя было взять закуску? Он был уже закрыт, что ли?
Михаил Петрович стремился установить факт ночного визита, Ладжун – как-то оправдать нож и потому торопливо подтвердил:
– Закрыт.
– Значит, ты был у Титовой вечером. Вечером или ночью. Той, последней ночью перед Ярославлем, так?
– Никогда в жизни!
– Не спеши, Юрий Юрьевич, не спеши. Ты на «Тереке» оставил столько следов, на юридическом языке именуемых…
– Уликами, – подхватил Ладжун, осененный новой идеей.