– Все пятьдесят лет, с тех пор, как кончилась война, мы не слышали ничего, кроме лжи. Врали все: правительство, Церковь, политические партии, промышленники, бизнесмены, военные.
– А полиция?
– И полиция тоже лгала, – ответил он, ни на секунду не задумываясь.
– И несмотря на это, ты хочешь в ней служить?
Он пожал плечами и плеснул себе граппы. Она ждала ответа.
– Кто‑то же должен попытаться, – выговорил он наконец.
Паола подалась вперед, приложила ладонь к щеке мужа и слегка развернула к себе его лицо.
– Гвидо, если я когда‑нибудь снова затею лекцию на тему чести, стукни меня бутылкой, договорились?
Он повернул голову и чмокнул ее в ладонь.
– Только если разрешишь покупать пластиковые.
Часа через два, когда Брунетти сидел, зевая над «Тайной историей» Прокопия, раздался телефонный звонок.
– Брунетти слушает, – сказал он и взглянул на часы.
– Комиссар, это дежурный Алвизе. Он сказал, надо вам позвонить.
– Кто «он», Алвизе? – спросил Брунетти, выуживая из кармана старый билет на катер, чтобы использовать его в качестве закладки. Разговоры с Алвизе, как правило, оказывались либо долгими, либо страшно путаными. Либо и то и другое.
– Сержант, господин комиссар.
– Какой сержант, Алвизе? – Брунетти захлопнул книжку и отложил ее в сторону.
– Сержант Мышка.
Брунетти насторожился:
– А почему он попросил вас мне позвонить?
– Потому что он хочет с вами поговорить.
– Почему же в таком случае он не позвонил мне сам? Мое имя есть в любом телефонном справочнике.
– Потому что не мог, господин комиссар.
– А почему не мог?
– Потому что это против правил.
– Каких еще правил? – спросил Брунетти с уже нескрываемым раздражением.
– Да наших.
– Наших – это чьих?
– Ну как, наших, в квестуре. Я тут на ночном дежурстве.
– И что же там делает сержант Мышка?
– Он под арестом. Ребята из Местре его задержали, а потом выяснили, кто он такой, ну в смысле, кем служит. То есть служил. Что сержантом, в общем. И они тогда его сюда отправили, только сказали, чтобы он сам шел. Сюда позвонили, сказали, что отправили его к нам и что разрешили самому идти, без охраны.
– Выходит, сержант Мышка сам себя арестовал?
– Ну, как бы да. Я вот не знаю теперь, как оформлять‑то его, чего писать в графу «фамилия офицера, осуществившего задержание».
На мгновение Брунетти отвел трубку от уха.
– За что его арестовали? – спросил он чуть погодя.
– За драку, комиссар.
– Где это произошло? – Ответ на этот вопрос был ему заранее известен.
– В Местре.
– С кем он подрался?
– С каким‑то иностранцем.
– И где же сейчас этот иностранец?
– Скрылся. Они подрались, а потом иностранец убежал.
– Откуда вам известно, что это был иностранец?
– Мне сержант Мышка сказал. У него, говорит, акцент был.
– Если иностранец скрылся, кто же тогда подал жалобу на Мышку?
– Я так решил, что ребята из Местре потому его к нам и отправили. Думали, мы лучше знаем, что со всем этим делать.
– Это полицейские из Местре сказали вам, что нужно оформить бумаги об аресте?
– Да нет, господин комиссар, – выдавил из себя Алвизе после долгого молчания. – Они велели сержанту Мышке приехать сюда и написать отчет о случившемся.
– Они велели сержанту Мышке приехать сюда и написать отчет о случившемся. А у меня на столе только бланки для отчета о задержании, вот я и решил ими воспользоваться.
– Скажите, Алвизе, а почему вы не разрешили Мышке мне позвонить?
– Так он уже жене позвонил. Я‑то знаю, по правилам задержанным всего один звонок разрешается.
– Это только в телешоу бывает, офицер, в американских. – Брунетти сдерживался из последних сил. – Где сейчас сержант Мышка?
– Он вышел. Сказал, что купит себе кофе.
– Пока вы будете отчет об аресте писать, да?
– Да, господин комиссар. Неудобно как‑то было при нем это делать.
– Когда он вернется? Ведь он должен вернуться?
– Ну конечно, господин комиссар. Я ему так и велел. Ну, то есть я его попросил вернуться, и он мне обещал.
– Когда вернется, попросите, чтобы подождал. Я выезжаю. – С этими словами Брунетти просто повесил трубку, не дожидаясь ответной реплики, поскольку знал, что продолжения разговора просто не выдержит.
Брунетти предупредил Паолу, что ему надо сходить в квестуру кое‑что уладить, и через двадцать минут уже поднимался в комнату для младшего офицерского состава. Алвизе сидел за столом, а напротив расположился сержант Мышка, выглядевший точно так же, как год тому назад, когда ушел из полиции.
Отставной сержант был невысок, но чрезвычайно широк в плечах, свет от лампы над его головой отражался от его почти совсем лысой макушки. Он сидел, скрестив руки на груди и откинувшись, так что стул стоял на одних задних ножках. Когда Брунетти вошел, он поднял голову, пару мгновений его темные глаза изучающе глядели на комиссара из‑под густых белых бровей; наконец он подался вперед, и стул с глухим стуком приземлился на передние ножки. Он встал и протянул Брунетти руку, – не будучи больше сержантом, он мог теперь держаться с комиссаром на равных, – и в этот самый момент Брунетти вновь почувствовал прилив неприязни, которую всегда испытывал к этому человеку: сержанта, казалось, переполняла жестокость, готовая выплеснуться наружу в любой момент, подобно поленте, обжигающей рот торопливому едоку.
– Добрый вечер, сержант, – сказал Брунетти, пожимая ему руку.
– Комиссар, – отозвался тот, но больше не произнес ни звука.
Алвизе замер, переводя взгляд с сержанта на комиссара и обратно и ничего не говоря.
– Может, поднимемся ко мне в кабинет, поговорим? – предложил Брунетти.
– Давайте, – согласился Мышка.
В кабинете Брунетти включил свет и сразу прошел к столу. Снимать плащ он не стал, давая понять, что не собирается тратить на всю эту историю слишком много времени.
– Ну, рассказывайте.
– Мне позвонил Вьянелло и попросил наведаться в этот бар «У Пинетты» – посмотреть, что там и как. Я о нем раньше слышал, но сам не бывал. И то, что я слышал, мне не больно‑то нравилось.
– Что именно вы слышали?
– Что там много черных околачивается. И славян. Эти даже хуже, славяне, я имею в виду.
Брунетти, хоть и готов был согласиться с последним утверждением, предпочел промолчать.
Видя, что комиссар не собирается его подгонять, Мышка решил прервать свои рассуждения на расово‑этническую тему и перешел к делу.
– Я пришел, выпил стакан вина. За одним из столов ребята играли в карты. Я подошел и стал следить за игрой. Никто вроде не возражал. Я взял еще вина и разговорился с мужиком, что стоял рядом со мной у стойки. Тут один из игроков ушел, я сел на его место и сыграл пару партий. Проиграл тысяч десять лир. Потом вернулся игрок, который уходил, так что я уступил ему место, опять сел к стойке и еще немного выпил.
Брунетти подумал, что Мышка мог гораздо веселее провести этот вечер дома перед телевизором.