.
Толпаответилавозгласамипроклятия:онапроклиналагерцога
Беррийского вместе с его казначеем.
Таккакпреступник ни за что не хотел идти дальше, четверо стражников
поднялиегоипонеслинаруках;онотбивался, кричал, что он вовсе не
еретик,чтоонверит в воплотившегося Христа и в святую Мадонну, божился,
чтоговоритправду,просилународапощады,нокаждый раз мольбы его
встречалисьвзрывамихохота. Он призывал на помощь герцога Беррийского, но
каждый раз крики "Смерть! Смерть!" были ответом на его мольбы.
ВконцеконцовстражникипритащилиБетизакаккостру. И здесь он
увиделстарика:тот стоял, опершись на одно из бревен, загораживавших вход
к костру.
- Негодяй!-воскликнулБетизак.-Это ты привел меня сюда!.. Люди
добрые!Янив чем не виноват, этот человек околдовал меня. Спасите, люди
добрые, пощадите!..
Старик рассмеялся.
- Память,видать,утебяхорошая!-крикнулон Бетизаку. - Ты не
забываешьдрузей,которыесоветуюттебедобро.Воттебе мой последний
совет: подумай о своей душе!
- Да-да...-промолвилБетизак,надеясьвыиграть время, - да-да...
священника... священника!..
- Ана что он нужен, священник-то? - спросил старик. - У этого изверга
нет души, а тело его уже погибло!
- Смерть ему! Смерть ему! - ревела толпа.
К Бетизаку подошел палач.
- Бетизак,-обратилсяонкнему, - вы осуждены на смертную казнь,
ваши дурные поступки привели вас к печальному концу.
Бетизакнедвигался,глазаего бессмысленно смотрели вокруг, волосы
всталидыбом.Палачсхватилегоза руку, и он пошел покорно, совсем как
ребенок.Взойдянаэшафот,палачприподнялпреступника,аподручные,
раскрывошейник,наделиего Бетизаку на шею: он повис, хотя удушья еще не
наступило.Вэтусамуюминутустарик схватил уже приготовленный горящий
факелиподжегкостер;палачсосвоими помощниками соскочил с помоста.
Пламя,готовоепоглотитьнесчастного, возвратило ему энергию. И тогда он,
безединогокрика,уже не прося больше пощады, схватился обеими руками за
цепь,накоторойвисел, и, цепляясь за ее кольца, стал карабкаться по ней
всевышеивыше,поканедобрался до перекладины. Обхватив ее руками и
ногами,он таким образом, насколько это было возможно, удалился от пламени.
Покаещекостертолькоразгорался, пламя его не достигало, но вскоре оно
охватиловесь костер и, как живое, одушевленное существо, как змея, подняло
головукБетизаку, меча в него дым и искры, и наконец принялось лизать его
своимогненнымязыком.Отэтойсмертоноснойласки несчастный закричал:
одежда на нем запылала.
Воцариласьглубокаятишина:толпазамерла,боясьупустить хотя бы
малостьвэтойпоследнейсхваткемежду человеком и стихией; слышны были
толькожалобныеегостоныиееликующий рев.
Воцариласьглубокаятишина:толпазамерла,боясьупустить хотя бы
малостьвэтойпоследнейсхваткемежду человеком и стихией; слышны были
толькожалобныеегостоныиееликующий рев. Человек и огонь, жертва и
палач,казалось, сплелись друг с другом в смертельном объятии, но наступила
минута,ичеловекпризналсебяпобежденным:колениего ослабели, руки
отказывалисьдержатьсязараскаленнуюцепь; он испустил истошный крик и,
свалившись,висел,охваченныйпламенем.Этобесформенноесущество, уже
утратившеечеловеческийоблик,ещенесколько секунд судорожно извивалось
средиогня, потом остановилось в неподвижности. Еще через мгновение кольцо,
державшеецепь,высвободилось,ибоисама виселица уже горела, и тогда,
словно увлекаемый в преисподнюю, труп упал вниз и исчез в пламени костра.
Несметнаятолпа народу сразу же молча рассеялась, подле костра остался
толькостарик,такчтокаждыйзадавалсебе вопрос, уж не сам ли сатана
явился за душой грешника.
Старикэтотбылчеловеком,дочькоторого оказалась жертвой насилия
Бетизака.
Глава VI
Атеперь,есличитательжелаетвподробностяхпредставитьсебе
описываемыенамисобытияиготовдля этого вместе с нами покинуть стены
Безье;еслион согласен оставить цветущие равнины Лангедока и Прованса, их
знаменитыегорода,гдезвучитязык,пришедшийиздревних Афин и Рима,
оставитьсребролистыеоливковыерощи,пересеченные водными потоками, что
струятсявгустопоросших олеандром берегах, омываемых волной, еще теплой
отлучей босфорского солнца, - если он готов покинуть все это ради гористой
Бретани,ради ее вековых дубрав и древнего языка, ради ее зеленых океанских
пучин,тогдадавайте перенесемся в окрестности древнего Ванна, остановимся
внесколькихльеотэтого города и войдем в укрепленный замок - надежную
резиденциюодногоизтехмогучих феодалов, которые в любую минуту готовы
превратитьсявопасныхбунтовщиков.Там,отвориврезнуюдверьнизкой
столовой,мыувидимдвухчеловек,сидящихзастолом, на котором стоит
чеканнойработысеребряныйкубок, наполненный вином с пряностями. Видимо,
одинизнихбыл с этим напитком в большой дружбе, между тем как другой от
питьявоздерживался,словно бы по предписанию медиков, и всякий раз, когда
товарищ,невсостояниизаставитьеговыпить до дна драгоценную влагу,
пыталсяхотябыподлитьемув неполный стакан, тот упорно закрывал свой
стакан рукою.
Первый,означенныйнамикакпротивниктрезвости,былчеловек лет
пятидесяти-шестидесяти,состарившийсяпод боевыми доспехами, которые и
сейчаспокрывалиего с ног до головы; смуглый, чуть порозовевший лоб этого
человека,обрамленныйрасчесанныминапроборседеющимиволосами,был
изборожденморщинами,причемнестолькоот старости, сколько от тяжести
постоянноносимого им шлема; в короткие промежутки отдыха, предоставляемого
емузанятием,закоим мы его застали, он опирался локтями о стол, положив
подбородокна свои сильные руки, так что рот его, спрятанный в густых усах,
которыхонтоиделокасался нижней губой, оказывался как раз на уровне
серебряногокубка,куда он поминутно заглядывал, словно следя за убывающей
при каждом очередном глотке влагой.