Не без умысла Филипп Красивый доверил своему второму сыну,когдатому
не исполнилось еще и двадцати двух лет, неограниченную власть над войском,
а также объединил под его началом самых верных людей сцельюэтувласть
укрепить.
Под знаменами Карла Валуа шли одновременно войска Мэна, Анжу и Валуа, в
числе их находился престарелый рыцарь д'Онэ, отец двух погибшихнаплахе
любовников Маргариты и Бланки Бургундских.
Города, так же как и села,неизбежаликонтрибуции.Парижобязался
выставить четыре сотни всадников и две тысячи пешихратников,содержание
коим должно было выплачивать купечество квартала Ситэ каждые две недели, а
этодоказывало,что,помнениюкороля,войнадолгонезатянется.
Необходимые для обоза лошади и повозки реквизировали в монастырях.
Двадцать четвертого июля 1315 года - с некоторым запозданием, как иво
всех прочих случаях, Людовик получил в Сен-Дени из рукаббатаЭгидияде
Шамбли, который был также хранителем знамени, орифламму Франции -длинное
полотнище красного шелка с золотымипламенами(отсюдаисамоназвание
орифламмы: or - золото и flamine - пламя). Полотнищезаканчивалосьдвумя
языками и былоприкрепленокдлинномудревку,покрытомупозолоченной
медью. По обе стороныоторифламмы,почитаемойнаравнесглавнейшими
реликвиями Франции, несли два королевских знамени: одно голубое с вышитыми
на нем лилиями и другое с белым крестом.
И вот огромная армия двинулась в поход, ведя за собойпешихратников,
прибывших с запада, с юга, сюго-востока,лангедокскихрыцарей,войска
Нормандии и Бретани. "Знамена" герцогства Бургундского иШампаньского,а
также Артуа и Пикардии должны былиприсоединитьсякнимподороге,у
Сен-Кантена.
День выдался безоблачный -редкостьпонынешнемупромозгломулету.
Солнечные блики играли на остриях копий, на стальных латах, накольчугах,
на боевых гербах, расписанныхяркимикрасками.Рыцарихвасталисьдруг
перед другом новинками по части доспехов: у одногоновойформышлем,у
другого забрало надежнее защищает лицо иодновременнодаетлучшийугол
видимости, у третьего нараменник лучше защищает плечи от ударовпалицыи
по нему, не причиняя вреда, скользит лезвие меча.
Вслед за войскомнадесяткильерастянулисьцугомчетырехколесные
повозки, груженные съестными припасами, кузнечным оборудованием,запалами
и стрелами для арбалетчиков; ехали торговцысамымиразличнымитоварами,
получившие разрешение следовать заармией,ицелыевыводкидевокпод
началом содержателей непотребных домов. Все это продвигалось впередсреди
удивительной атмосферы героизма и ярмарочной суеты.
Наследующийденьснованачалсядождь,пронизывающий,упорный,
размывавший дороги, углублявший колеи, стекавший пожелезнымшлемам,по
кольчугам, оседавшийкапляминалоснившихсялошадиныхкрупах.Каждый
человек стал тяжелее фунтов на пять.
И в последующие дни дождь, дождь, дождь.
Каждый
человек стал тяжелее фунтов на пять.
И в последующие дни дождь, дождь, дождь...
Войско, идущее на Фландрию, так и не достигло Куртре. Оноостановилось
вБондюи,неподалекуотЛилля,передразлившимсяЛисом,который
перегородил путь, затопил своимиводамиполя,размылдороги,насквозь
промочил глинистую почву. Так как дальше двигаться было невозможно, лагерь
разбили тут же, среди потопа.
6. "ГРЯЗЕВОЙ ПОХОД"
В просторном шатре, сплошь затканном королевскими лилиями, где, однако,
при каждом шаге под ногами чавкала грязь не хуже, чем под открытымнебом,
Людовик X в обществе своего брата Карла, графа делаМарш,своегодяди
графа Карла Валуа и его канцлера Этьена де Морнэ слушал коннетабля Гоше де
Шатийона, докладывавшего военную обстановку. Донесение было не из веселых.
Шатийон, он же граф Порсианский и сир Кревкера, был коннетаблемужес
1286 года, другими словами, с первых дней царствования ФилиппаКрасивого.
Он был свидетелем поражения при Куртре, победы приМонт-ан-Певеле,видел
множество битв на северной границе Франции, вечно находившейся под угрозой
нападения.ШелоннаФландриюужешестойраззасвоюжизнь.Ему
исполнилось шестьдесят пять лет. Казалось, ни годы, ни усталость неимеют
власти надэтимвоином,надэтиммогучимстарцемстяжелойнижней
челюстью. Он производил впечатление человека медлительного,скореевсего
потому, что был тугодумом. Его физическая сила, его мужество в бою внушали
неменьшеуважения,чемегостратегическиеталанты.Слишкоммного
навоевался он на своем веку, чтобыпо-прежнемулюбитьбранныедела,и
теперь считал войнылишьполитическойнеобходимостью;онговорилвсе
напрямик и не поддавался голосу пустого тщеславия.
- Сир, - начал он, - говядина и другиесъестныеприпасывармиюне
поступают, повозки застряли в шести лье отсюда, и, пытаясь вытянуть ихиз
грязи, мы только напрасно рвем постромки. Люди начинают роптать от голода,
ожесточаются: тем частям, у которых ещеестьпища,приходитсязащищать
свои запасы от тех, у кого уженичегонет;кудауждальше-лучники
Шампани и Перша схватились врукопашную, и не особенно-то будетприглядно,
если ваши ратники пойдут брат на брата, даже не выдержав битвы с врагом. Я
вынужден буду дать приказ повесить кое-кого из этих драчунов, а мне это не
по душе. Виселицами людей не накормишь. У нас имеется столько больных, что
цирюльники-костоправынеуспеваютихлечить,авскоренамужене
цирюльники будут надобны, а кюре. Вот уж четыре дня, как длитсянепогода,
и не видно ей конца. Еще день-другой - и угроза голода станет всеобщей,а
тогда никто несможетвоспрепятствоватьлюдямпокинутьполебранив
поисках пищи. Все плесневеет, все гниет, все ржавеет...
Он снял стальную сетку, прикрывавшую голову и плечи, и утер лоб. Король
шагал взад и вперед по шатругневный,встревоженный.Снаружидонеслись
дикие крики и щелканье кнутов.
- Пусть немедленно прекратят этот галдеж, - заорал Сварливый, -думать
мешают!
Конюший приподнял полу шатра.