Яд и корона - Морис Дрюон 12 стр.


Не без умысла Филипп Красивый доверил своему второму сыну,когдатому

не исполнилось еще и двадцати двух лет, неограниченную власть над войском,

а также объединил под его началом самых верных людей сцельюэтувласть

укрепить.

Под знаменами Карла Валуа шли одновременно войска Мэна, Анжу и Валуа, в

числе их находился престарелый рыцарь д'Онэ, отец двух погибшихнаплахе

любовников Маргариты и Бланки Бургундских.

Города, так же как и села,неизбежаликонтрибуции.Парижобязался

выставить четыре сотни всадников и две тысячи пешихратников,содержание

коим должно было выплачивать купечество квартала Ситэ каждые две недели, а

этодоказывало,что,помнениюкороля,войнадолгонезатянется.

Необходимые для обоза лошади и повозки реквизировали в монастырях.

Двадцать четвертого июля 1315 года - с некоторым запозданием, как иво

всех прочих случаях, Людовик получил в Сен-Дени из рукаббатаЭгидияде

Шамбли, который был также хранителем знамени, орифламму Франции -длинное

полотнище красного шелка с золотымипламенами(отсюдаисамоназвание

орифламмы: or - золото и flamine - пламя). Полотнищезаканчивалосьдвумя

языками и былоприкрепленокдлинномудревку,покрытомупозолоченной

медью. По обе стороныоторифламмы,почитаемойнаравнесглавнейшими

реликвиями Франции, несли два королевских знамени: одно голубое с вышитыми

на нем лилиями и другое с белым крестом.

И вот огромная армия двинулась в поход, ведя за собойпешихратников,

прибывших с запада, с юга, сюго-востока,лангедокскихрыцарей,войска

Нормандии и Бретани. "Знамена" герцогства Бургундского иШампаньского,а

также Артуа и Пикардии должны былиприсоединитьсякнимподороге,у

Сен-Кантена.

День выдался безоблачный -редкостьпонынешнемупромозгломулету.

Солнечные блики играли на остриях копий, на стальных латах, накольчугах,

на боевых гербах, расписанныхяркимикрасками.Рыцарихвасталисьдруг

перед другом новинками по части доспехов: у одногоновойформышлем,у

другого забрало надежнее защищает лицо иодновременнодаетлучшийугол

видимости, у третьего нараменник лучше защищает плечи от ударовпалицыи

по нему, не причиняя вреда, скользит лезвие меча.

Вслед за войскомнадесяткильерастянулисьцугомчетырехколесные

повозки, груженные съестными припасами, кузнечным оборудованием,запалами

и стрелами для арбалетчиков; ехали торговцысамымиразличнымитоварами,

получившие разрешение следовать заармией,ицелыевыводкидевокпод

началом содержателей непотребных домов. Все это продвигалось впередсреди

удивительной атмосферы героизма и ярмарочной суеты.

Наследующийденьснованачалсядождь,пронизывающий,упорный,

размывавший дороги, углублявший колеи, стекавший пожелезнымшлемам,по

кольчугам, оседавшийкапляминалоснившихсялошадиныхкрупах.Каждый

человек стал тяжелее фунтов на пять.

И в последующие дни дождь, дождь, дождь.

Каждый

человек стал тяжелее фунтов на пять.

И в последующие дни дождь, дождь, дождь...

Войско, идущее на Фландрию, так и не достигло Куртре. Оноостановилось

вБондюи,неподалекуотЛилля,передразлившимсяЛисом,который

перегородил путь, затопил своимиводамиполя,размылдороги,насквозь

промочил глинистую почву. Так как дальше двигаться было невозможно, лагерь

разбили тут же, среди потопа.

6. "ГРЯЗЕВОЙ ПОХОД"

В просторном шатре, сплошь затканном королевскими лилиями, где, однако,

при каждом шаге под ногами чавкала грязь не хуже, чем под открытымнебом,

Людовик X в обществе своего брата Карла, графа делаМарш,своегодяди

графа Карла Валуа и его канцлера Этьена де Морнэ слушал коннетабля Гоше де

Шатийона, докладывавшего военную обстановку. Донесение было не из веселых.

Шатийон, он же граф Порсианский и сир Кревкера, был коннетаблемужес

1286 года, другими словами, с первых дней царствования ФилиппаКрасивого.

Он был свидетелем поражения при Куртре, победы приМонт-ан-Певеле,видел

множество битв на северной границе Франции, вечно находившейся под угрозой

нападения.ШелоннаФландриюужешестойраззасвоюжизнь.Ему

исполнилось шестьдесят пять лет. Казалось, ни годы, ни усталость неимеют

власти надэтимвоином,надэтиммогучимстарцемстяжелойнижней

челюстью. Он производил впечатление человека медлительного,скореевсего

потому, что был тугодумом. Его физическая сила, его мужество в бою внушали

неменьшеуважения,чемегостратегическиеталанты.Слишкоммного

навоевался он на своем веку, чтобыпо-прежнемулюбитьбранныедела,и

теперь считал войнылишьполитическойнеобходимостью;онговорилвсе

напрямик и не поддавался голосу пустого тщеславия.

- Сир, - начал он, - говядина и другиесъестныеприпасывармиюне

поступают, повозки застряли в шести лье отсюда, и, пытаясь вытянуть ихиз

грязи, мы только напрасно рвем постромки. Люди начинают роптать от голода,

ожесточаются: тем частям, у которых ещеестьпища,приходитсязащищать

свои запасы от тех, у кого уженичегонет;кудауждальше-лучники

Шампани и Перша схватились врукопашную, и не особенно-то будетприглядно,

если ваши ратники пойдут брат на брата, даже не выдержав битвы с врагом. Я

вынужден буду дать приказ повесить кое-кого из этих драчунов, а мне это не

по душе. Виселицами людей не накормишь. У нас имеется столько больных, что

цирюльники-костоправынеуспеваютихлечить,авскоренамужене

цирюльники будут надобны, а кюре. Вот уж четыре дня, как длитсянепогода,

и не видно ей конца. Еще день-другой - и угроза голода станет всеобщей,а

тогда никто несможетвоспрепятствоватьлюдямпокинутьполебранив

поисках пищи. Все плесневеет, все гниет, все ржавеет...

Он снял стальную сетку, прикрывавшую голову и плечи, и утер лоб. Король

шагал взад и вперед по шатругневный,встревоженный.Снаружидонеслись

дикие крики и щелканье кнутов.

- Пусть немедленно прекратят этот галдеж, - заорал Сварливый, -думать

мешают!

Конюший приподнял полу шатра.

Назад Дальше