"Мне повезло, - думал он, - что я ееполюбилпервый.Нопрошлоуже
почти полтора года с тех пор,какмыобменялисьпервымпоцелуем.Она
начнет сомневаться. Предупреждал же меня дядя! Кто я такой в глазах девицы
благородного рода? Простой ломбардец, то есть существо чуть получше еврея,
но все же похуже христианина и уж никак не человек их ранга".
Со страхом глядя на свои иссохшие неподвижные ноги, Гуччо думал, сумеет
ли он когда-нибудь ходить, и тем не менее в своих письмах к Мари де Крессэ
продолжал описывать сказочную жизнь, которую он ей уготовит. Ведь он вошел
вмилостькновойкоролевеФранциииможетнадеятьсянаее
покровительство. По его словам, получалось,будтоэтоонустроилбрак
короля. Он рассказывал о "своей миссии" в Неаполе, о буре и о том, какон
себя вел, подбадривая потерявший мужество экипаж.Даженесчастьесним
произошлоотрыцарскихегопорывов:онхотелподдержатьпринцессу
Клеменцию, когда та спускалась с корабля, правда стоявшего упричала,но
все еще раскачивавшегося на волнах, и тем самым спас ее от падения в воду.
О своих злоключениях Гуччо написалтакжедядеСпинеллоТоломеи;он
просил банкира сохранитьзаним,Гуччо,отделениевНофле,атакже
предоставить ему кредит у представителя банка в Марселе.
Многочисленные посещения ненадолго отвлекали егоотчерныхмыслейи
давали прекрасный случай поохать в компании, что куда приятнее, чемохать
и стонать в одиночку. Синдик сиенских купцов навестил больногоисказал,
что находится в его распоряжении;уполномоченныйбанкаТоломеиокружил
Гуччо заботами, и по его распоряжению вбольницудоставлялипищумного
вкуснее той, что распределяли среди недужных милосердные братья.
Как-то под вечер Гуччо срадостьюувиделсвоегодругаБоккаччоде
Челлино, торгового представителя компании Барди, который как разпроездом
находился в Марселе. Ему Гуччо мог вдосталь посетовать на свою судьбу.
- Подумать только, чего я лишился,-твердилГуччо.-Янесмогу
присутствовать на бракосочетании донны Клеменции, где мнебылоуготовано
место среди самых знатных вельмож.Столькодляэтогосделатьивдруг
оказаться в числе отсутствующих. И кроме того, я не попаду накоронование
в Реймс! Ах, все это погружает меня в глубокую печаль...атутещенет
ответа от моей прекрасной Мари.
Боккаччо старался утешить больного. Нофль находитсяневпредместьях
Марселя, и письма Гуччо доставляются не королевскими гонцами. Сначалаони
попадают на перекладных к ломбардцам в Авиньон, затем в Лион, в Грузив
Париж; да и гонцы не каждый день отправляются в путь.
- Боккаччо, друг мой, - воскликнул Гуччо, - ведь ты едешь в Париж,так
молю тебя, если только у тебя будет время, загляни в Нофль иповидайсяс
Мари. Передай ей все, что я тебе рассказал. Узнай, были ли ей врученымои
послания, постарайся заметить, по-прежнему ли она ко мнеблагосклонна.И
нескрывайотменяправды,дажесамойжестокой.
..Какпо-твоему,
Боккаччино, не приказать ли мне перевезти себя на носилках?
- Чтобы твоя рана снова открылась, чтобы там завелись черви и чтобыты
по пути скончался от лихорадки в какой-нибудь мерзкойхарчевне?Чудесная
мысль! Ты что, рехнулся, что ли? Тебе же всего двадцать лет, Гуччо.
- Еще нет двадцати!
- Тем более, что значит в твои годы потерять какой-нибудь месяц?
- Если бы только месяц! Так можно и целую жизнь потерять!
Ежедневно принцесса Клеменция посылала кого-нибудь из сопровождавших ее
дворян проведать Гуччо и справиться оегоздоровье.Разатриприходил
толстяк Бувилль посидеть у изголовья юногоитальянца.Бувилльизнемогал
под бременем забот и трудов. Он пытался привести впристойныйвидсвиту
будущей королевы еще доотъездавПариж.Большинствопридворныхдам,
изнуренные плаванием, сразу же по приезде слегли в постель. Ни укогоне
оказалось лишнего платья, кроме той грязной ипопорченнойморскойводой
одежды, что была на них в день отъезда из Неаполя. Сопровождавшие королеву
дворяне и придворные дамы заказывали себе новые туалеты и белье упортных
и белошвеек, а платить приходилосьБувиллю.Приданоепринцессы,смытое
волной, пришлось делать заново; надо было купить серебро, посуду, сундуки,
дорожнуюмебель-словом,всето,чтосоставляетнеобходимою
принадлежность королевского поезда.БувилльзапросилизПарижаденег;
Париж посоветовал ему адресоваться в Неаполь, поскольку ущерб былнанесен
в тот момент, когда заплаваниеотвечалоещеСицилийскоекоролевство.
Пришлось потормошить ломбардцев. Толомеи переадресовал просьбыБувилляк
Барди,которыебылипостояннымикредиторамикороляРоберта
Неаполитанского,чемиобъяснялсяспешныйприездвМарсельсиньора
Боккаччо, посланного уладить дело. Среди всей этой суеты Бувиллюоченьи
очень не хватало Гуччо, и бывший камергер являлся кбольномускореедля
того, чтобы пожаловаться на свою горькуюсудьбинуипопроситьуюного
ломбардца совета, нежели для того, чтобы его подбодрить.Бувилльсмотрел
на Гуччо с таким видом, словно говорил: "Так меня подвести! Меня!"
- Когда выуезжаете?-спросилГуччо,стоскойожидавшийминуты
расставания.
- О бедный мой друг, не раньше половины июля.
- А вдруг я к тому времени поправлюсь!
- От всей души желаю этого. Постарайтесь, дружок, получше;выздоровев,
вы окажете мне огромную услугу.
Но прошла половина июля, а Гуччо еще не вставал спостели,кудатам!
Накануне отъезда Клеменция Венгерская решила лично проститься с больным. И
так уж все товарищи Гуччо по палате завидовали ему: ипосещалиитальянца
чаще других, и ухаживали за ним заботливее, и сразу жеудовлетворяливсе
его требования и желания. Но после того, как двери главной палаты больницы
для бедных распахнулись однажды перед невестой короля Франции, появившейся
в сопровождении двух придворных дамиполдюжинынеаполитанскихдворян,
вокруг Гуччо начали создаваться легенды, главным героемкоторыхсталон
сам.