Баскес вышел из моей камеры в ярости. Еще шесть раз в течение месяца он
досаждалмнесвоими визитами, пытаясьдобиться признания. Ноон лишь зря
потратил время. В свой последний визит Баскес заявил:
- Вы вынуждаете нас пойти на крайние меры, Перес! Мы перейдем к пыткам.
Может быть, они развяжут вам язык!
Вответ наэту угрозу я только расхохотался.Яведь дворянин,и по
испанскимзаконамменянельзя былоподвергнуть пытке.Это один из самых
старых законов,и они непосмеютего нарушить! И темнеменееониего
нарушили.Не было ни одного закона Божьего или человеческого, который бы не
нарушил король, чтобы хоть сколько-нибудь утолить свою жажду мести.
Меня раздели и, обнаженного, передали в руки палачей.Несколько дней и
ночей я провел во мраке, в холодной камере, где из стен сочилачь вода, а пол
кишел крысами. В камерене было ничего,кромесоломенной подстилки. Раз в
суткимне приносили ломоть хлебаи кружку воды.Как-то раз я был разбужен
ярким светом. Этоявились мои мучители. Меняпривели в мрачноеи зловещее
помещение. Палач приковал меня цепями к столбу, руки мнескрестили на груди
и связали грубым ремнем. Между скрещенными руками пропустили железную палку.
Я с ужасомнаблюдал все этиприготовления. Наконец пытканачалась. Палач,
монотоннымголосомповторяяодноитожетребование,началмедленно
поворачиватьстержень.Якрепился,сколькомог. Когда больстановилась
нестерпимой, я пыталсяоблегчить ее криком. Нона требованиепризнаться в
убийствеЭсковедояупорномолчал.Когдахрустнулакость,япотерял
сознание.Номеняпривеливчувствопотокомхолоднойводы.Пытка
возобновилась.Ябылсломлен.Проклиная палачей,короля,Богав самых
страшных выражениях, я признался в убийствеЭсковедо, признал, чтосделано
это былов интересах Испании и по приказукороля. Моислова были записаны
самым тщательным образом, иотменянемедленно потребовалидоказательств
сказанному. Я знал, что признанием я подписал себе смертный приговор.
На следующий день мое признание зачитали так ни в чем и не сознавшемуся
Диего Мартинесу. Он понял, что отпираться дальше бессмысленно, иподтвердил
показания Энрикеса.
Мое состояние вте дни былоплачевно. К ранами переломаннымкостям
добавилась жесточайшая лихорадка. Тюремщики, испугавшись, что я не доживу до
суда, пригласили врача. Тот нашел, чтомоесостояние вусловиях тюрьмы не
может улучшиться, и ко мне допустили жену и слуг. Шел конец февраля. Доброта
Хуаныи искусство приглашенного ею эскулапавернулимне силы.Руки вновь
сталидействовать,хотя одна так и осталась искалеченной.Ноя не хотел,
чтобыулучшение моегосостояния стало заметным длятюремщиков. У меня все
еще оставалась надежда.
Моим единственнымспасениемоставался побег. Кактолько станет ясно,
что я уже оправился отран,менянемедленноприговорятксмертии, не
мешкая,приведутприговорвисполнение.
Кактолько станет ясно,
что я уже оправился отран,менянемедленноприговорятксмертии, не
мешкая,приведутприговорвисполнение.Лишьпобегдавал мне шансна
спасение.За пределамиКастилиия смогбыпомериться силами с Филиппом,
доказатьему, что Антонио Перес еще несломлен. Через Хуануяпередал де
Мезе о своем намерении бежать. Жена и де Меза приготовили все необходимое. В
ночь на20апреляде Меза ждалменяу тюремной стеныс парой крепких и
быстрыхлошадей.Утром, как обычно, навестивменя,Хуанашепнула мне об
этом. Охрана к тому времени стала менее бдительной и строгой. Я в нетерпении
ждал наступления темноты. Когда ночь окуталакрепостьсвоимпокрывалом, я
поднялся с постелии, стараясь не шуметь,накинулна себя длинный женский
плащ, оставленныйХуаной,иувереннойпоходкой вышел из своей камеры.У
дверей никого не было!Я быстро прошел по темномукоридору и спустилсяво
двор, никем незамеченный.Стражникиуворотпринялименяза однуиз
служаноки выпустили за пределы крепости. Ябылнасвободе! Я немоги
предположить,что вырваться из темницыбудетстоль просто.Хуан де Меза,
нетерпеливодожидавшийся в теникрепостнойстены, увиделменя и бросился
навстречу. Я быстроскинул женскийплащ,вскочилна коня, и мы поскакали
прочьот ненавистнойкрепости. Мнехотелось петьикричатьотчувства
свободы, переполнявшего душу. Девяносто с лишним миль дограницы Арагона мы
проделали, не останавливаясь и не отдыхая, итолько раз поменяли лошадей. И
вот кастильскаяземля,а вместес ней илживоекастильскоеправосудие,
остались позади.
Мы въехали в Сарагосу запыленныеиусталые. Но времени для отдыхане
было. Я немедленно направился в Верховный суд Арагона, чтобы предстать перед
ним за убийство Эсковедо. Вся моя надежда была на справедливостьарагонцев.
Думаю, что, когда явъезжалв Сарагосу, Филиппу уже стало иэвестно омоем
побеге. Мнедаже трудно себепредставить, какое впечатлениепроизвело это
известие накороля! Ведь Филипп с его хитростью не мог не догадываться, что
если я осмелился отдаться вруки арагонского правосудия, то, значит, в моих
рукахимеютсяобеляющиеменядоказательства.Иукороляимелисьвсе
основания для тревоги. Конечно же, посылая Диего Мартинеса за документами, я
дал ему указание извлечь несколькописем Филиппа и спрятатьихв надежном
месте. Переписка короля была очень обширна ибеспорядочна. Вынуть незаметно
несколько писем,азатемзапечатать ящики былосовсемнетрудно.Ябыл
уверен,что король ничего не заметит. Так оно и случилось. Бумагиспрятала
моя женав тайнике,о котором никто,кроменас двоих,незнал.Письма
неопровержимо свидетельствовали,чтоубийство Эсковедобылосовершено по
прямому указанию короля. Яне мог объявить об ихсуществовании в Кастилии,
но в Арагоне мои руки были развязаны.
Арагонимееточеньдревниетрадиции,ревностноохраняемыеи
соблюдаемые.