Приор Нормандии вынул из старого кожаного кошелька, висевшего упояса,
два последних денье и швырнул монеты на землю - один денье за расковку его
самого, один за Великого магистра.
- Брат мой! - протестующе воскликнул Жак де Молэ.
- На что мне они теперь? - ответил Шарнэ. - Не отказывайтесь, брат мой,
тут даже никакой моей заслуги нет.
Каждый удар молотка, разбивавшего их цепи,больюотдавалсявстарых
костях. Но еще сильнееболелосердце,куда,казалось,прихлынулався
кровь.
- На сей раз нам конец, - пробормоталМолэ.Ондумалотом,какой
смерти их предадут и суждено ли им испытать еще неизведанные пытки.
- Но нас ведь расковали, кто знает, может быть, это идобрыйзнак,-
возразил генеральный досмотрщик, разминая вспухшие от водянкируки.-А
вдруг папа решил нас помиловать?
Во рту у него осталось только два передних зуба,иприразговореон
пришепетывал; от долгого пребывания в темнице разум его помутился - старик
впадал в детство.
Великий магистр пожал плечами и молча указал на лучников, выстроившихся
вокруг повозки.
- Приготовимся к смерти, братья мои, - сказал он.
-Вытолькопосмотрите,чтоонисомнойсделали,-воскликнул
досмотрщик. Он засучил рукав, обнажив изуродованную руку.
- Всех нас пытали, - ответил Великий магистр. Каждый раз, когда при нем
заговаривали о пытках, он в смущении опускал глаза. Ведь онневыдержал,
дал ложные показания и не мог простить себе своей слабости.
Он не отрывал глаз от огромнойкрепости,котораябылакогда-тоего
гнездовьем, символом его могущества.
"В последний раз", - подумалось ему.
В последний раз глядел он наэтукаменнуюгромаду,наеебашенку,
церковь, в последний раз обнимал взглядом ее дворцы, дома, дворы и сады-
настоящая крепость в самом сердце Парижа.
Здесь в течение двух веков жили, творили молитвы и суд тамплиеры, здесь
находили они ночлег, здесь обсуждали планы дальних походов, здесь, вэтой
башенке, хранилась казна Французского государства, вверенная ихпопечению
и их власти.
Сюда после неудачных крестовых походов Людовика Святого, послепадения
Палестины и Кипра возвращалисьонивсопровождениисвоихоруженосцев,
своих мулов, груженных золотом, своей кавалерии начистокровныхарабских
конях и своих черных рабов.
Жак деМолэмысленновиделблистательноевозвращениепобежденных,
пытавшихся держаться героями.
"Мы стали никому не нужны и не поняли этого, - думал Великий магистр. -
Мыпо-прежнемуговорилионовыхкрестовыхпоходах,оботвоевании
утраченных владений... Быть может, мы пользовалисьнезаслуженнобольшими
привилегиями,непочинугордились.БылиХристовымвоинством,а
превратились в банкиров церкви и короны. А чем большеутебядолжников,
тем больше врагов".
Ловко же ихпровели!Трагедияначаласьвтотдень,когдаФилипп
Красивый попросил принять еговОрдентамплиеров,чтобысамомустать
Великиммагистром.
Капитулответилемуотказом,высокомерными
категорическим отказом.
"Правильно ли я поступил? - в сотый раз думал Жак де Молэ. - Не слишком
ли я ревновал к власти своей? Нет, иначепоступитьянемог;внаших
правилах записано раз и навсегда: "Среди командоров нашихнеможетбыть
государей".
Не забыл король Филипп своей неудачи, не забылнанесеннойемуобиды.
Начал действовать хитростью, вдвойнеосыпаяЖакадеМолэмилостямии
знаками дружеского расположения. Разве Великиймагистрнекрестилего,
Филиппа, дочь Изабеллу? Разве он.Великиймагистр,небылнадежнейшей
опорой королевства? Однако королевскую казну переместили из Тампля в Лувр.
В то же самое время о тамплиерах поползла с чьей-то легкой руки глухая, но
ядовитая молва: говорили, что они наживаются на продаже зернаичтоони
виновники голода. Что у них одно на уме - набивать мошну, а Гроб Господень
пусть-де остается в руках неверных. А поскольку тамплиеры выражались,как
иподобаетвоинам,языкомгрубыминедвусмысленным,ихобвинялив
богохульстве. Даже поговорку сложили -"бранится,кактамплиер".Аот
богохульникадоеретикаодиншаг.Говорили,чтоунихпроцветают
противоестественные нравы и что черные их рабы - волшебники и колдуны...
"Само собой разумеется, не всенашибратьяотличалисьсвятостью,а
многих из нас сгубила бездеятельность".
Особенно упорноговорили,чтововремяцеремонииприеманеофитов
заставляли отрекаться от Христа, плевать на Святое распятие, принуждали ко
всевозможным мерзостям.
Под тем предлогом, что пора, мол, положитьконецнедостойнымслухам,
Филипп Красивый предложил Великомумагиструвоимяинтересовичести
Ордена расследование.
"И я согласился, - думал Великий магистр, - меня ввели в заблуждение, я
был чудовищно обманут".
Ибо октябрьским днем 1307 года... Ах, никогдаМолэнезабудетэтого
дня... "Еще накануне он меня лобызал, звал меня братом, по его настоянию я
возглавлял процессию на погребении его невестки графини Валуа..." Назаре
в пятницу 13 октября - поистине роковое число - король Филипп, еще задолго
до того раскинувший гигантскую сыскнуюсеть,приказалотимениСвятой
инквизиции арестовать всех тамплиеров Франции по обвинению в ереси. Ногарэ
самолично арестовал Жака деМолэистосорокрыцарей,проживавшихв
Тампле...
ГолосмессираАлэнадеПарейля,бросившеголучникамкакое-то
приказание,оторвалВеликогомагистраотегопечальных,стораз
передуманных мыслей. Он вздрогнул всем телом. Мессир Алэнвелеллучникам
построиться в походном порядке. Шлем он надел на голову. Оруженосец подвел
ему лошадь и придержал стремя.
- Ну, пойдем, - сказал Великий магистр.
Узников пинками подогнали к повозке. Первым взошел на нее Жак деМолэ.
Командор Аквитании, тот, у которого один глаз затянулобельмом,человек,
некогда отбросивший турецкое воинство от Сен-Жан-д'Акра, так инепонял,
что происходит.